Тайны митрополита - [32]

– Возвращаемся, – едва рассвело, объявил пенсионер.

– Чего вдруг? – сквозь кашель свой натужный выдавил Милован.

– Не дойдешь, вот что. У Сергия остались чудные вещички, тебя чтобы на ноги поставить.

– Так что, балда, и князю ничего не взял-то?! День зазря!

– Князю – другое нужно, – отмахнулся Николай Сергеевич. – Иву мне, как увидишь, знать дай. Кора нужна.

– Молчал чего? Вон, уже два озера прошли, а дальше – кукиш! – снова зашелся в натужном кашле дружинник.

– Вот на обратном пути и наберем. – Булыцкий решительно поднялся на ноги, и, развернувшись, сделал шаг, направляясь прочь, но в этот момент Милован схватил его за плечо.

– Плох князь. Совсем худ, – снова закашлялся бородач. – Тут и до беды недалече. Нельзя назад, – умоляюще посмотрел он на товарища. – Что со мной случится, так и попусту. Кто я? Лихой бывший. А с князем если беда, так и Бог его знает. Владимир Андреевич вон муж грозный, да уж больно Киприану послушен, а княжичу старшому так вообще не время. Уж им и крутить и вертеть все начнут, как кто хочет. И все: и труды великие твои – псу под хвост!

– Чего?!

– А того, что слышал, – прохрипел Милован. – В Москву надо. От одной беды уберег, так и другую отведи.

– А коли умения не хватит помочь? Я же не калик перехожий!

– Умягчить сердце надобно бы княжье. Грех с души – уже помощь.

– Тьфу ты! – глядя на дохающего товарища, сплюнул пенсионер.

– Я тебя прошу!

– Черт с тобой, идем!

– Спасибо, Никола.

– И только попробуй сляг посреди дороги!

– Не слягу! – сквозь зубы процедил тот. – Жизнь отдам, но до ворот доведу!

– Ты со словами аккуратней, – прикрикнул в ответ преподаватель, – отлежаться надо было после пожара, а не геройствовать. Сляжешь посреди дороги, князю-то прок какой?! День выиграли, а потеряем теперь сколько?

– Прости, Никола. Как лучше думал.

– Бог простит, – проворчал Булыцкий. – Пошли!

– Пошли!

Шагать поперву тяжело было, Милован то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание, кашлем сбитое. Глядя на товарища, Булыцкий клял и собственную торопливость, и самонадеянность собственную, и Некомата с его выходкой. Впрочем, уже совсем скоро Милован расходился, и, разогревшись, затопал гораздо быстрее. Настолько, что даже от коротких остановок на то, чтобы хотя бы перекусить, категорически отказывался. Уже скоро вышли на знакомый торговый путь, и теперь оставалось только молить Бога, чтобы как можно скорее встретить попутный караван.

Так и топали; Милован мало-помалу пришел в себя, и, забыв про хворь, ринулся вперед, да так, что теперь трудовик едва поспевал за ним. Опираясь на длинные посохи, два мужика справно отмеряли путь широченными шагами.

– Слышь, Никола, – уже настолько пришел в себя дружинник, что даже чего-то там насвистывать начал, – так, дай Бог, и в пару дней дойдем. Вона как лихо шагается-то!

– Дойдем, если ночью не сляжешь где, – проворчал в ответ тот.

– Так тут и не страшно, – гоготнул в ответ бородач. – Вон деревушки окрест. Меня оставишь у хозяев добрых, а сам – по дороге; она в ворота прямо и приведет.

– Кукиш! – огрызнулся пенсионер. – Кто меня до ворот довести до самых обещался?

– Твоя правда, – помрачнев, отвечал бывший лихой. – До ворот бы дойти, а дальше – трава не расти.

– Типун тебе на язык! – зло прикрикнул Булыцкий.

Погода, и без того не баловавшая, теперь совсем испортилась. Откуда-то прилетел холодный пронизывающий ветер, который принес мелкий-мелкий моросящий дождик, плотным одеялом наполнивший воздух, а с земли дымка поднялась, что саван. Коротко посовещавшись, мужчины приняли решение двигаться дальше; по опыту памятуя, что такой может запросто зарядить на несколько дней. Поругиваясь, и плотнее кутаясь в свои хламиды, пошагали мужи вперед. Уже скоро одежки Булыцкого, напитав влаги, набухли, а в горле запершило в преддверии простуды. То и дело бросая встревоженные взгляды в сторону своего товарища, – а как бы совсем худо не стало ему, – пожилой человек, старательно не замечая наваливающуюся усталость, упрямо шел вперед.

Беспокойно шагалось. Мало того, что погода – не придумать специально хуже, так еще и тревога. Так, словно по пятам кто-то шел. Тут, правда, и домыслы может, мозга ночами бессонными утомленного. То топот конский чудился, то перекрикивания с переругиваниями. Не одному, впрочем, Булыцкому. Милован вон тоже то и дело останавливаясь, ложился на землю студеную, послушать чтобы; а все ли спокойно. А еще с дороги свернул да по прилеску двинул, благо дорогу знал как пальцев своих пять.

Так и шли. Без остановок. До изнеможения до полного. Поперву – до боли в стопах, но и на том не остановились, а продолжали переть себе дальше. Потом – до онемения, до потери самого ощущения ног своих; когда судороги начали сводить икры, напоминая лишь о своем существовании. Остановились раз только, когда вышли к излучине какой-то речушки. Сориентировавшись, быстро отыскали молодую иву, что недалеко от мостка нехитрого росла и, вооружившись топорами и попросив прощения, быстро настрогали торбу заготовок, из которых и следовало нашкурить коры да отвар сделать.

– Тихо! – Уже когда сделали все, Милован вдруг схватил за руку товарища. – Гляди!