Тайны индейских пирамид - [22]

Пройдя ушмальский стадион, я очутился перед входом в «Женский монастырь». Эта постройка (здесь ее называют «Южным зданием») буквально глядит в упор на «Дворец правителей», от которого она отделена только игровой площадкой.

Я захожу в отдельные «кельи». Название это действительно им весьма подходит. Ведь все «Южное здание» длиною 80 метров разделено вдоль главной стеной, полученные таким образом длинные помещения поперечными стенами расчленены на 16 комнат, в самом деле напоминающих монастырские кельи. Кельи одна с другой не соединены, в каждую из них ведет один вход или со стороны внутреннего двора, или с внешней стороны «Монастыря»

На противоположной стороне внутреннего дворика высится самое большое и красивое здание «Монастыря» - «Северный дворец». Так же как «Дворец Шив», он стоит на высокой террасе, на которую поднимаются по прекрасной лестнице тридцатисантиметровой ширины.

И в этом дворце я опять нахожу «кельи», расположенные точно таким же образом. Фасад «Северного дворца» украшен тончайшим каменным орнаментом. Его образуют помещенные над входом в каждую келью в четыре ряда друг над другом маски вездесущего Чака. Пространство фасада между этими изображениями бога дождя заполняют каменные мозаики, представляющие людей, птиц и змей. Глядя на этот прямо фантастически богатый фасад, я хотел бы сказать еще несколько слов об искусстве, которое в майяских городах непосредственно связано с архитектурой, - о ваянии, точнее, о майяской каменной скульптуре. Для обработки камня у майя не было иного материала, кроме опять же камня. Произведения майяских ваятелей изображали индейских богов, представителей благородного сословия и жречества; каменные рельефы часто украшались хронологическими записями. Характер скульптурных работ зависел и от их назначения: это были стелы, алтари, фасады зданий, алтарные плиты в храмах. Необходимость изобразить все важнейшие религиозные символы часто приводила к избыточному богатству украшений.

Скульптуры майя носили чрезвычайно стилизованный характер. Они отличались монументальностью, но вместе с тем и определенной статичностью. Перспективой майя не пользовались, величина фигуры зависела от значительности изображаемой личности. Рельеф, украшающий ушмальский «Монастырь», пожалуй, производит впечатление известной раздробленности, типичной для целого ряда работ майяских ваятелей. Это вызвано тем, что авторы были более озабочены созданием полного набора символических изображений, чем достижением соразмерности форм и пропорций.

Слово «Монастырь», обычно используемое для обозначения комплекса из четырех зданий, украшенных множеством достопримечательных произведений майяских скульпторов, я употребляю в кавычках. Однако ныне ученые, обследовавшие Трижды строившийся город, почти единодушно склоняются к мысли (а такое единодушие в суждениях о майяских памятниках встречается далеко не всегда), что «Женский монастырь» в самом деле был настоящим монастырем, обиталищем майяских жрецов, может быть, и жриц. Здесь они, по всей вероятности, жили в затворнических кельях своего великолепного дома, отсюда выходили совершать обряды в святилищах «Пирамиды волшебника», сюда возвращались после окончания богослужений. И когда они выглядывали из «Монастыря», то видели на противоположном склоне на трех террасах сияющий под жгучим юкатанским солнцем «Дворец правителей», резиденцию настоящих властителей, «великих людей» этого удивительного индейского города.

Дом священнослужителей, ушмальский «Монастырь», лежал как бы у ног Шив, подлинных, неограниченных властителей города. Расположение зданий свидетельствует, что владычествует, бесспорно, правитель, а жречество - хотя в значительной мере и независимое в своих внутренних вопросах - ему служит. Впрочем, майяское название жрецов переводится не «слуги правителя», а «слуги солнца» -«ах-кин».

Ах-кины выполняли в майяских городах и деревнях все основные обязанности, связанные со служением богам. Их коллеги, жрецы-авгуры, по-майяски - чиланы, служили своей духовной пастве в качестве прорицателей. Накомы - третья группа майяских жрецов - приносили главным образом человеческие жертвы. Это они вырывали на жертвенном камне сердца несчастных обреченных во время известных своей жестокостью индейских ритуалов.

Над жрецами, совершающими обряд жертвоприношения, жрецами-пророками и жрецами - служителями солнца стоял верховный жрец, первосвященник майяского города-государства. Однако этот ах-кин-маи не только руководил клиром своей страны, но являлся также великим магистром иероглифического письма, главным астрономом и, разумеется, главным астрологом. По звездам он определял достоинства и недостатки наступающего дня. Сан верховного жреца переходил на Юкатане по наследству, так же как наследственным стал здесь сан единственного, неограниченного, подлинного властелина каждого из юкатанских городов-государств - сан «халач-виника» («великого человека»), который здесь, в Ушмале, обитал в роскошном «Дворце правителей».

И так же как верховный жрец, так же как «великий человек» майяского города-государства, наследовали свои посты, свои привилегии все альмехены - знатные, собственно, в буквальном значении «те, кто имеет оба имени». Дело в том, что у каждого из таких благородных майяских индейцев было два имени: одно - по отцу, другое - по матери. Сыну простого майя в юкатанских государствах могло перейти только имя отца, дочери - только имя матери. Ко времени появления испанцев на полуострове имелось примерно 250 привилегированных знатных семейств, члены которых носили оба имени - отцовское и материнское. (Эти роды с двумя именами были уже полностью эндогамными, то есть их члены женились исключительно между собой.)