Тайны хеттов - [15]
Сперва — осенью 1905 года — он отправился в разведывательную поездку. Это было правильно. Но взял он с собой лишь туалетные принадлежности да предполагаемого администратора экспедиции турка Макриди-бея, с которым встретился в стамбульском музее. Оба господина отбыли затем первым классом в Анкару, там сошли и попытались приобрести лошадей. Им удалось это сделать лишь через три дня. В качестве седла какой-то шутник продал им «нечто такое, место чему среди атрибутов средневекового застенка». Затем они двинулись на восток. Пять дней тряслись, достигнув отличного результата — 30 километров за день. Сначала спали в завшивленных хижинах, а потом — в более чистых хлевах вместе со скотиной. 18 сентября они достигли цели. Их приветствовал местный землевладелец Зиа-бей («странный гибрид аристократа с мужиком»), и лишь после сказочного угощения, во время которого нельзя было воспользоваться иными приборами, кроме своих десяти пальцев («как при дворе Людовика XIV»), они смогли осмотреть местность.
Вал Иениджекале у Богазкёя — часть комплекса укреплений столицы Хеттского царства Хаттусаса (фото Пухштейна, 1912 год)
Немногое изменилось в Богазкёе со времен Тексье. Они обходили развалины, внимательно осматривали внушительных львов и воина у ворот. Сопровождал их крестьянин, некогда нашедший столь диковинную дощечку с картинкой, что послал ее в Стамбул, где она попала в руки Макриди-бея. Они расспрашивали пастухов, не видели ли те каких-нибудь таблиц с клинописными или иероглифическими надписями.
— Нет, бей, ничего такого мы не видели.
— А что это у тебя? — спросил Макриди-бей подростка, в руках у которого поблескивал какой-то черепок.
— Ничего, — ответил мальчик, разломил черепок надвое, одну часть, размахнувшись, бросил вслед отбившейся козе, а другую подал бею. — Здесь их полно!
Винклер глянул на обломок и увидел надпись, сделанную аккадской клинописью!
Когда жители Богазкёя узнали, что два бея разыскивают именно такие таблицы, они стали соревноваться в услужливости (об их готовности помочь и дружеском расположении упоминал еще Тексье). Разумеется, они приносили беям не маленькие черепки, а лишь большие, красивые, на которых было «особенно красиво нацарапано». На следующий день у Винклера было уже 34 такие таблицы, которые он тщательно спрятал в свой вещевой мешок.
Более того! Один из крестьян свел его на место, где, «как ему помнится, недавно копались какие-то франки». Винклер понял, что здесь кто-то был до него, кто-то нетерпеливый, кто поднял крышку большого клада. «Нас нисколько это не возмутило», — замечает Винклер, которого, вообще говоря, сердило все. Ему было ясно, что он на пороге больших открытий.
На третий день, однако, пришлось подумать о возвращении. Винклер не учел того, что прибыл сюда накануне осенних ливней, которые превращают дороги в бурные потоки. Правда, своим предварительным «прощупыванием» он остался вполне доволен. Он возвращался с самой крупной из всех, какие до сих пор были собраны, коллекций памятников хеттской письменности, а кроме того, с еще большими надеждами.
Как сказка из «Тысячи и одной ночи»
Собственно экспедиция состоялась позднее — весной 1906 года. До этого Винклеру пришлось преодолеть немало трудностей. Кайзер, покровительство которого по отношению к археологам проявлялось до сих пор в том, что он торжественно даровал концессии и посылал какое-нибудь учебное судно военно-морского флота за ценными находками, на этот раз раскошелился, хотя и не слишком щедро. Недостающие средства Винклеру пришлось добывать самому. Кое-что он получил от своего ученика В. фон Ландау, который уже когда-то финансировал его сидонские раскопки; кое-что от Переднеазиатского общества и Восточного Комитета. За остальными деньгами ему пришлось обратиться к ненавистным коллегам из Берлинского археологического института, директор которого профессор Отто Пухштейн оскорбил его, предъявив вполне резонное требование: учитывать во время раскопок археологическую и художественно-историческую стороны. Недостающие 30 тысяч марок Винклер получил от уже упомянутого банкира-еврея Симона; он принял от него чек, даже не подав ему руки. Подчинился он и условию взять с собой в экспедицию ассистента Берлинского археологического института (им был молодой Людвиг Куртиус), правда, «без права на какое-либо вмешательство». На этот раз Винклер был настолько практичен, что по совету Макриди-бея прихватил с собой даже повара, болгарского унтер-офицера, который хотя и не умел готовить, но зато мог немного изъясняться по-немецки.
Во вторую неделю июля экспедиция Винклера уже двигалась знакомыми дорогами из Анкары на восток, 17 июля повторилось сказочное угощение у Зиа-бея, 19 июля Винклер начал раскопки. В первые же дни у Винклера возник конфликт с рабочими, несмотря на то что те относились к нему дружественно и, как указывает Куртиус, не заслужили ни одного из тех эпитетов, которыми он их награждал; открытый бунт предотвратило лишь вмешательство Зиа-бея.
Кирки и заступы зазвенели на Бююккале — акрополе таинственного города, и Куртиус с ужасом наблюдал, как рушатся стены и уничтожаются фундаменты тысячелетних построек; никто не дал себе труда снять хотя бы план сооружений. Винклер и Макриди действовали намного примитивнее и грубее, чем некогда Шлиманн в Трое, — но Шлиманн был подлинным «дилетантом от археологии». С тех пор методы археологии стали тоньше, совершеннее, стали научными. В 1906 году методы, к которым прибегал Винклер, были по меньшей мере неоправданны. Да и вообще все его руководство раскопками сводилось к тому, что он указывал палкой место, где следовало копать. Больше он там не появлялся.
