Тайны гипноза. Современный взгляд - [34]

Важно, что гипнотизируемый субъект воспринимает словесные внушения гипнотизера так, словно они исходят не от какого-то постороннего лица, а от него самого[57]. Большую роль в технологиях гипнокоррекции Эриксона играли высказывания Кьюби об аналогии процессов гипноза и сенсорной депривации, и что гипноидные состояния можно вызывать путем одних лишь сенсомоторных манипуляций, в том числе и в области актуализируемых представлений. Путем селекции внушаемых сенсорных реакций (или, что то же самое, их торможения) в сознание «допускается» только та информация, поступающая из внешней среды, которая не противоречит логике общей суггестивно «конструируемой» обстановке.

Именно в этом положении гипнотизируемый уже бывает не способен отличать действительный внешний мир от своих собственных представлений. Ведь любое достаточно интенсивное воспоминание несет на себе отпечаток реальной действительности. И этот принцип был очень продуктивно использован в приемах гипнотизирования, практикуемых Эриксоном. Для того чтобы ввести субъекта в транс, он просил его вспомнить хорошо запомнившийся случай естественного пребывания в «дремотном», «просоночном» состоянии.

И наконец, главной особенностью эриксоновского гипноза является замена традиционных формул словесных внушений рассказыванием историй, навеянных проблемой данного больного. Именно рассказывание «обучающих историй» (термин Сиднея Розена) составляло один из главных элементов психотерапии Эриксона, в которой метафора заменяла прямолинейное словесное внушение. Более того, его обучающие истории не содержали необходимых интерпретаций, и были рассчитаны на продуктивность собственной психической работы в виде инсайта.

В предисловии к книге Д. Гордона «Терапевтические метафоры» его автор Р. Бендлер, отмечая большую психологическую и лечебную действенность метафоры, пишет: «Как в письменной истории, когда она возникла, так и в мифах, ведущих в самые далекие и сокровенные глубины воспоминаний человека о своем опыте, метафора использовалась как механизм, при помощи которого передавались и развивались идеи. Шаманы, философы, проповедники — все они в сходной манере интуитивно сознавали и использовали мощь метафоры, начиная с известной аллегории с пещерой у Платона и кончая учением Дона Хуана, метафора всегда присутствовала в них как средство изменения людей и воздействия на их поведение»[58].

Для слушателя, внимание которого поглощено рассказом, внешний мир исчезает. По мере того как интерес все больше привлекается к истории, его взгляд обращается внутрь и окружающая реальность перестает для него существовать. В очень далеком 1794 г. девятилетнему мальчику делали хирургическую операцию по удалению опухоли. Поскольку обезболивающих медикаментов в то время еще не было, оперируемого пытались отвлечь, рассказывая такую увлекательную историю, что, как вспоминал он впоследствии, совершенно не чувствовалось боли. Через 18 лет этот мальчик принес издателю придуманную им сказку «Белоснежка», подписанную — «Якоб Гримм». Такова власть очарования мастерским рассказом.

И все-таки, терапевтические метафоры Эриксона — это продукт американской традиции юмора, захватывающего сюжета и блестящего остроумия, ярчайшим представителем которых был Марк Твен. Ведь его новеллы носили не только развлекательный, но и своеобразный «терапевтический» характер.

В последние годы своей жизни рассказывание обучающих историй для Эриксона стало основным приемом, который он использовал как для различного рода психологических коррекций, так и для лечения. Понятно, что услышанная житейская история в качестве своеобразного психологического воздействия активизирует гораздо большее число ассоциативных связей коммуникативной системы, чем прямое словесное внушение того же плана. К тому же последнее часто сопровождается еще и проявлениями контрвнушения.

Считается, что истории создают эффект резонанса: слушая рассказ о чем-либо, пациент обязательно припоминает подобные случаи из своей жизни, идентифицируется с действующим лицом услышанного события. Это открывает прямой доступ к нужным психическим механизмам пациента. Анализ многочисленных историй, которые Эриксон рассказывал своим пациентам, показывает, что в самом общем виде их можно подразделить на три группы, в которых посредством соответствующего сюжетного хода выполнялись следующие терапевтические действия:

— давались описания естественных форм транса, свойственных человеку;

— раскрывались внутренние резервы личности в целях активизации психических механизмов научения;

— характеризовались способности, которыми человек владеет, и, следовательно, может использовать в целях коррекции своих недостатков.

Следует, однако, отметить, что в целом оправданный и рациональный метод обучающих историй получил неожиданное развитие в книге Дэвида Гордона «Терапевтические метафоры» в виде притязания на самостоятельный вид психотерапии. В весьма сдержано написанном предисловии к данной работе Р. Бендлера говорится о том, что «практические знания в этой книге маскируются под видом приятного чтения; их можно увидеть, услышать, почувствовать, но что гораздо важнее, их можно использовать». Думается, что своеобразие стилистики и композиции данной книги как раз существенно осложняет в ней поиск практически полезных сведений, лишний раз убеждая, что лучшее нередко бывает врагом хорошего.