Тайны французской революции - [21]

«Утомление берет свое», — подумал Ивон.

И с большей смелостью кавалер потянулся ко лбу, склоненному к нему. Одной благодарностью нельзя было бы объяснить этого второго, немножко затянувшегося поцелуя молодого человека.

Спящая не сделала ни малейшего движения, и звук ее дыхания оставался по-прежнему ровен.

Ивон, без сомнения, входил во вкус своего положения, потому что он уже собирался продолжить свои поцелуи, как вдруг остановился.

Странный шум, который он сначала принял за уличный, поразил его ухо.

С разных концов дома слышались какие-то неясные звуки: то как будто многочисленные приглушенные шаги, то едва слышный шепот. Глухие удары топора, как будто кто-то пытался скрыть свою таинственную работу, повторялись то там, то здесь. Неопределенный шум, различимый только в тишине ночи, временами долетал из коридоров и с лестниц. По легкому шороху у самой двери Ивон догадывался, что это крадущиеся шаги скользили мимо его комнаты.

«Это странно, — подумал он, — дом как будто полон людьми. Что они могут делать здесь ночью?»

Неизвестно по какому наитию, Ивон заподозрил, что весь этот таинственный шум наверняка скрывает опасность для этой женщины, и решился непременно разбудить ее.

Он приподнял голову прелестной сиделки. Девушка издала один из тех тихих стонов, какие дети издают в глубоком сне, и, когда, усадив ее в кресле, Ивон отнял руки, голова ее вновь тяжело упала на постель.

Подобный толчок мог бы пробудить от самого крепкого сновидения, а незнакомка между тем не очнулась. «Странно!» — думал удивленный Ивон. Он решился на еще одну попытку. Но молодой человек плохо рассчитал свои силы. Не успел он протянуть руку, как почувствовал слабость, головокружение и шум в ушах. Спустя мгновение он потерял сознание.

Когда Бералек пришел в себя, был уже день. Его первая мысль была о прекрасной незнакомке. Он поднял голову, но на том месте, где ему явилось ночью такое чудное видение, он обнаружил какого-то грузного верзилу, рассматривавшего его с бессмысленным выражением лица.

— Где я? — спросил Ивон, скрывая свое удивление.

Верзила разразился грубым, зверским хохотом.

— А! — сказал он. — Ты неиспорченный гражданин.

— Где я? — повторил Ивон.

— У моей госпожи, парфюмерной торговки.

— Так это перед ее лавочкой на меня напали? Я полагаю, все жители Сены должны были слышать борьбу.

Верзила вытаращил удивленные глаза и опять затрясся от смеха.

— Да где, чертовщина, увидал ты улицу Сены, гражданин? Ты на улице Мон Блан.

— А! — пробормотал Ивон, не считавший нужным давать дальнейшие объяснения.

— Это я пять дней тому назад, открывая лавочку, нашел тебя перед дверьми дома.

— Благодарствую, дружок.

— О, что касается меня, — возразил великан равнодушно, — я бы тебя оставил на твоем месте до светопреставления, но госпожа велела тебя перенести в эту комнату, где сама за тобой ходила.

— А как зовут твою госпожу?

— Гражданка Сюрко.

— Какая-нибудь пожилая дама, без сомнения? — добавил Бералек, который, по какому-то необъяснимому побуждению не хотел говорить о событиях ночи.

— Она — пожилая! — загоготал гигант. — Ей всего-то двадцать лет, и она первая красавица в квартале.

— Ты говоришь, что она велела перенести меня в эту комнату?

— Да, в комнату гражданина Сюрко.

— А, так это муж ее уступил мне свою постель? — возразил раненый, которому не понравилась эта новость.

— О, это нисколько не стеснило гражданина Сюрко!

— Почему?

— Потому что гражданка Сюрко уже три года как вдова.

— Ах, бедняга Сюрко! — вскричал Ивон огорченно, в то время как совсем иное чувство говорило в нем.

— Да, умер, положительно умер… Я сам свалил его в большую яму, — сказал верзила, который, при воспоминании об этом грустном событии опять залился хохотом.

«Экая скотина!» — подумал Бералек.

— Да, три года прошло с тех пор, как гражданка Сюрко овдовела. А эта комната стояла с тех пор пустая, — прибавил великан, когда у него прошел этот странный порыв веселости.

— Так мое пребывание здесь не обеспокоило твою госпожу?

— О, в этом доме, слава богу, не занимать комнат! Подумай-ка, гражданин: три громадных этажа! Кухарка не спит здесь, и остаемся во всем большущем доме мы вдвоем: госпожа да я.

— А! — удивился Ивон.

В уме молодого человека опять ожило воспоминание о шуме, слышанном ночью.

Глуповатый слуга, стоявший у постели кавалера, когда тот очнулся, не лгал, говоря, что хорошенькое создание, склонившееся ночью над его изголовьем, была гражданка Сюрко, содержательница косметического магазина на улице Мон Блан.

Госпожа Сюрко — одна из главных действующих лиц нашего рассказа, поэтому мы должны познакомить читателя с ее прошлым и объяснить, каким образом хорошенькая хозяйка жила одна со своим слугой в этом просторном, пустом доме, где Ивон, однако, слышал ночью странные звуки.

Для этого обратимся к событиям трехлетней давности, к тому времени когда хозяин магазина однажды вечером отдал Богу душу за стаканом вина.

Начнем с Флореаля[9] III года Республики, то есть с тех немногих месяцев, которые после Террора предшествовали учреждению Директории. В это самое время смерть внезапно похитила достойного и многоуважаемого владельца магазина Муциуса Сюрко. Он отошел в лучший мир, оставив вдову, прелестную, свеженькую брюнетку семнадцати лет, продолжавшую с тех пор его торговлю. Много ли и сильно ли горевала вдова Сюрко о потере супруга? Мы не смеем этого положительно утверждать. Ее отчаяние не было ни слишком долгим, ни слишком глубоким. Вернее можно сказать, что она была удивлена внезапной смертью человека, который не имел даже времени произнести свое «аминь», потому что Сюрко, по словам докторов, умер от апоплексического удара.