Тайны древних руин - [37]

—Прими, королева Балаклавских гор, ветвь дикого боярышника. Ты именно эти цветы хотела получить,— сказал я немного напыщенно, подавая Маринке ветвь колючего кустарника.

—Спасибо, мой рыцарь,— в тон моим словам ответила Маринка. Она взяла из моих рук цветы и заправила их за голубую ленту на левом виске.

С чем ее можно сравнить? С крымской розой? Нет. С боярышником? Тоже нет. Если бы ее можно было сравнить с чем-либо в мире, она уже не была бы Маринкой. Как она была хороша. Я пьянел от чувства, которого раньше не испытывал. Во всех десятых классах ее школы есть писаные красавицы. Но я люблю только одну, самую лучшую, какой нет во всем мире.

—Догоняй!— крикнула Маринка и скрылась  в ущелье между соседними скалами.

Я побежал за ней. Завернул за одну из скал, не Маринки уже и след простыл. «Нет, догонялки в горах добром не кончаются»,— подумал я.

—Мари-и-инка!

Только эхо ответило мне: «Инка-инка-инка!»

—Мари-и-инка!— кричал я.

Лишь на третий зов последовал звонкий ответ:

—А-у!

Я взглянул вверх и похолодел от ужаса: Маринка стояла на остром выступе скалы. Так случилось, что проекция руки, которую вытянула Маринка, совпала с краем диска солнца.

—Зрелище захватывающее,— сказал я как можно спокойнее.— Ты держишь на ладони солнце. Но если вдруг случится непоправимое, имей ввиду, я следом за тобой.

—Противный,— деланно строго ответила Маринка.— Ты своим узким рационализмом испортил всю прелесть ощущения высоты.

—Нетушки, как ты говоришь. Лучше я буду сухим рационалистом, но только избавь меня от этих острых ощущений высоты.

—Тогда отвернись.

—Это другой разговор.

Через минуту Маринка была рядом со мной.

—А почему ты считаешь, что тебе рисковать можно, а мне нельзя?— спросила она.

—Да потому что у меня такая профессия. Военный должен уметь все.

—А я, значит, для этой профессии не гожусь? Плохо же ты меня тогда знаешь.

—Гляди, Маринка, генуэзские башни-то почти рядом. Пошли посмотрим.

—Нет.

—Как нет? Я же их ни разу не видел. Это редкий исторический памятник. Ты сама мне об этом говорила,

—Нет.

—Не понимаю. Это же...

—Ты хочешь поссориться?

—Нет. Черт с ними, с этими башнями,— ответил я и подумал: «Почему она избегает этих башен? Что там уже такое может быть? И почему она ходит к ним одна?»

—Видишь внизу ручей? — спросила Маринка.

—Вижу.

—Там есть мое волшебное зеркальце. Мы с ним часто беседуем. Его я могу тебе показать.

Мы спустились вниз и попали в широкое ущелье, на дне которого протекал небольшой ручеек. В одном месте образовалось маленькое озерко. Из него ручеек выбегал и, петляя между прибрежных камней, впадал в Черное море. По бокам ущелья громоздились кустарники диких растений. Стоило мне подойти к ручейку и осмотреться вокруг, как меня охватило странное чувство чего-то необычного, непонятного и даже, я бы сказал, таинственного.

—Не бойся,— сказала Маринка, угадав мои мысли.— Здесь все знакомо мне. Подойди поближе и стань рядом со мною.

Я повиновался и посмотрел на спокойную гладь озерка. В нем отражалась наклонившаяся Маринка. В этом отражении были видны до мельчайших черточек и голова девушки, и платье, подол которого Маринка плотно обернула вокруг своих ног, и даже глаза цвета морской волны.

—Зеркальце мое, здравствуй!— произнесла Маринка. Голосом окружавших скал озерко ответило: «Здравствуй!»— и при этом заволновалось, покрылось мелкой рябыо.

—Мое волшебное зеркальце, скажи мне, милое: я красива?

—Красива,— повторили скалы.

Во мне боролись два чувства: смеяться или отнестись к этому вполне серьезно. Я понял, что весь секрет кроется в исключительных акустических свойствах этого ущелья. Резонанс создавался настолько сильный, что при разговоре поверхность озерка начинала волноваться. Критически отнестись к этому природному явлению и рассмеяться я не мог: это нарушило бы ту загадочную торжественность, которой прониклась Маринка. Меня осенила мысль— спрошу и я у маленького озерка:

—Волшебное зеркальце, скажи, пожалуйста, Маринка меня любит?

—Любит,— ответило озерко.

Маринка выпрямилась, улыбнулась, долго-долго смотрела мне в глаза, а потом повернулась к озерку и, наклонившись, спросила:

—Мое волшебное зеркальце, скажи, что это ложь.

—Это ложь,— ответило озерко и заволновалось.

—Весь секрет в том,— сказала Маринка,— что зеркальце говорит правду только мне и никому другому.

Голова моя пошла кругом. Я взял Маринку за локти и попытался привлечь ее к себе.

—Ой, Коля, какие у тебя глаза!— сказала Маринка, высвобождаясь из моих рук.—Такими я их еще не видела.

—Понятно.

Маринка вдруг сделалась серьезной и, подойдя ко мне вплотную и взяв меня за руку, сказала:

—Не сердись, пожалуйста,— и тихо добавила.— Я еще не знаю.

Солнце уже скрылось за морским горизонтом, исчезли тени, из глубины ущелья показалась первая  волна стелющегося тумана.

—Здесь становится сыро. Может, пойдем отсюда? — спросила Маринка.

—Да, конечно,— согласился я.

Взявшись за руки, мы медленно начали выбираться из ущелья, теперь уже казавшегося мрачным и неприветливым. По мере того как мы поднимались вверх, закат все больше тускнел, а с востока надвигалась ночь. Слева от нас показались развалины генуэзских башен. Оттуда, казалось, сотнями вылетали летучие мыши. Кружась в воздухе, они издавали какие-то странные звуки, напоминавшие далекий' скрип телеги.