Тайны «Бесстрашного» - [26]
Это зрелище заставило Джона содрогнуться, но и пошло ему на пользу. Площадка, на которой он стоял, еще минуту назад такая шаткая и немыслимо высокая, теперь стала казаться низкой и безопасной.
— Мистер Бартон, сэр, — раздался вдруг знакомый голос, и Кит с беличьей ловкостью вскарабкался на площадку с наружной стороны. — Мистер Таус передает свое почтение и просит вас вернуться немедленно. Два ящика из-под сабель пропускают воду, и сабли теперь в ужасном состоянии, говорит мистер Таус. — Он склонил голову набок и простонал, потрясающе точно имитируя голос главного бомбардира: — Все к чертям пропало, гром разбери!
— Ох, беда-беда. — Широкий лоб Джейбеза озабоченно нахмурился. На представление Кита помощник бомбардира и внимания не обратил. — Сабли заржавели! — Он уже схватился за канат и начал спускаться. — Скорее лезьте вниз, ребятки. Придется нам всем потрудиться — чистить, полировать. Сабли заржавели! Кошмар какой!
Кит двинулся было за Джейбезом, но, оглянувшись, увидел выражение лица Джона. А того при одной только мысли о спуске снова разбил паралич. Сверху веревочная лестница казалась жутко ненадежной, а расстояние до палубы — устрашающе большим. Волны усиливались, ветер тоже, и корабль теперь качался совершенно непредсказуемо.
Снова вскарабкавшись наверх, Кит встал на площадке рядом с Джоном, взял его за руку и встряхнул.
— Уж я-то знаю, каково тебе сейчас, — промолвил он. — Со мной тоже так было — и в первый раз, и потом еще долго. Зато теперь лазаю вверх-вниз, как обезьяна. И тебе придется стать обезьяной.
Он оттопырил нижнюю губу языком и состроил обезьянью гримаску, такую смешную, что Джон невольно улыбнулся.
— Я справлюсь, — кое-как выговорил мальчик. — Это только первый кусочек… первый шаг — в никуда, чтобы там ухватиться за канат.
— Ага, — кивнул Кит. — Я тебя поведу — рука за рукой, нога за ногой. Смотри. Делаешь вот так вот — правую руку сюда, правую ногу сюда, левой рукой хватаешься вот здесь.
Джон, пристально наблюдавший за ним, только теперь отметил про себя, какие у Кита маленькие и изящные руки, какие тонкие запястья и щиколотки.
— Вот так, всё будет хорошо, — тем временем продолжал Кит. — Ну, самое худшее позади. А теперь просто спускайся. Ступенька за ступенькой. Теперь легко.
Это и в самом деле оказалось легко. Джон чувствовал, как безопасная палуба приближается с каждой ступенькой, и наконец спрыгнул вниз и встал, победоносно покачиваясь на пятках.
— Никогда не думал, что я это смогу, ну, что сумею туда подняться или потом спуститься, — восхищенно сказал он, шагая вслед за Китом. — Ты мне помог. На самом деле помог.
— Да ерунда. Уверен, у тебя будет очень хорошо получаться. А ловкости тебе не занимать.
Джон с любопытством поглядел на товарища. Кит оставил шутливый тон и говорил сейчас почти как взрослый, как учитель, что-то объясняющий ученикам.
— А сколько тебе, Кит? — поинтересовался он.
К удивлению Джона, по щекам Кита разлился горячий румянец.
— Тринадцать, — ответил он. — Идем, Джон, надо спешить. Мистер Таус и так уже в плохом настроении, а если мы еще и задержимся…
Часть II
Апрель 1808 г.
Блокада Бордо
Глава 14
Никто из тех, кто видел Джона несчастным, тощеньким двенадцатилетним мальчуганом, так неохотно присоединившимся к экипажу «Бесстрашного», не узнал бы его шесть месяцев спустя. Непокорные соломенные волосы, когда-то торчащие во все стороны, теперь отросли и были аккуратно заплетены на затылке в моряцкую косичку. Перед Рождеством Джону исполнилось тринадцать лет — и он здорово вытянулся и раздался в плечах, а от тяжелой работы его мускулы налились силой. Ладони и вечно босые ступни покрылись мозолями и загрубели, в них намертво въелась черная смола канатов, с которыми ему приходилось постоянно иметь дело. Сам того не зная, он уже расхаживал по палубе моряцкой походкой вразвалку и разговаривал на морском жаргоне.
«Бесстрашный», в задачу которого входило вести наблюдение за устьем реки Жиронды, не позволяя французским кораблям ни входить туда, ни выходить оттуда, проводил долгие месяцы, курсируя туда-сюда через устье, сражаясь с жестокими штормами и шквальными ветрами, гулявшими по Бискайскому заливу. Поначалу Джон сильно страдал от морской болезни, но скоро привык. Он быстро учился. С помощью Кита он в два счета разобрался со снастями (что вынужден был, пусть и неохотно, признать даже мистер Хиггинс). Уже через несколько недель Джон умел завязывать любой узел и сплеснивать канаты. К концу следующего месяца — мог сам латать дыры в одежде и проявил блестящие способности в освоении сложного бомбардирского ремесла.
В него здорово вбили привычку соблюдать железную дисциплину. Вместе со всеми остальными членами экипажа он бросался исполнять каждую команду, прекрасно зная, какая суровая кара обрушится на него, замешкайся он хоть на секунду. Он драил и мыл полы, начищал стволы пушек смолой и водой, полировал медь кирпичной крошкой. Он не вылезал из ссадин и синяков — иные были получены от неудачного падения при внезапном рывке корабля, а иные оставлены затрещиной раздраженного мистера Тауса или куда более жестоким ударом трости мистера Хиггинса. Джон привык к боли и неудобству, лютой стужи и вечной сырости. И даже с удовольствием поедал простую, а часто и совершенно невкусную пищу.
