Тайны английской разведки (1939–1945) - [39]

О типичном примере использования таких личных контактов в июне 1940 года сам Годфри рассказал следующее:

«В начале 1939 года Холл представил меня лорду Тайреллу, который в свое время был послом Великобритании в Париже, а затем многие годы оставался на должности несменяемого помощника министра иностранных дел.

Это был пожилой и болезненный человек, но недуги никоим образом не отразились на проницательности его ума и способности судить о положении в Европе. Холл уговорил меня пойти и встретиться с Тайреллом в его квартире на площади Чесхэм, а потом я довольно часто посещал его по своей инициативе. Несмотря на дряхлость, Тайрелл, казалось, был хорошо осведомлен обо всем, что происходило, а его прогнозы, как правило, оказывались правильными, хотя министерство иностранных дел имело обыкновение не принимать его предупреждений всерьез.

Когда Франция терпела поражение и Александер (первый лорд) и адмирал Паунд собирались предпринять последнее усилие, чтобы связаться с французским морским министром (Дарланом) в Бордо, Тайрелл позвонил мне по телефону и попросил немедленно посетить его. Он позвал меня, чтобы сказать, что Дарлану верить нельзя. Такое мнение о нем сложилось у Тайрелла многие годы назад, когда он был послом в Париже. Я вернулся в адмиралтейство как раз в тот момент, когда Паунд отбывал во Францию, и, конечно, передал ему эту информацию, но Паунд не поверил ей. Паунд считал невероятным, что о Дарлане можно было сказать что-нибудь, кроме того, что он честный и прямой человек, которого он встречал и с которым говорил год или два назад».

Конечно, одно дело было планировать разведывательное управление на бумаге и собрать его сотрудников в начале войны и совсем другое дело наладить работу этой организации в напряженное военное время, когда во всем мире в отношении кораблей и судов противника осуществляется блокада, а всякое торговое судно союзников находится под постоянной угрозой атаки авиацией, подводными лодками или подрыва на минах. Сначала не все шло гладко, были промахи, недоразумения, допускались ошибки. Вот выдержка из неопубликованных мемуаров Годфри, в которых он описывает работу адмиралтейства в последние месяцы 1939 года:

«В 1939 году «зеленая линия» и другие секретные системы телефонной связи еще не существовали, поэтому много времени уходило на беготню то к первому лорду адмиралтейства господину Черчиллю, то к первому морскому лорду адмиралу Паунду, то к заместителю начальника морского штаба вице-адмиралу Тому Филлипсу, то в оперативно-информационный центр. Идея о том, что Паунд и Филлипс должны были ежедневно по приходе на службу спускаться в оперативно-информационный центр, чтобы ознакомиться с текущей обстановкой, так никогда и не осуществилась, и поэтому созданная для них специальная дверь почти никогда не использовалась ими.

Сфера ответственности начальников управления оперативного планирования, управления торгового судоходства и отдела противолодочной обороны все еще не была четко разграничена. В 1939–1940 годах в адмиралтействе ощущался острый недостаток помещений, что затрудняло строгое разграничение функций между этими управлениями и соотношение этих функций с необходимым разведывательным обеспечением.

Проводились бесконечные совещания по вопросам пропаганды, цензуры и различным проблемам, связанным с работой министерства информации, которое находилось в более затруднительном положении, чем адмиралтейство, и которому бесконечно докучали пресса и палата общин, последние буквально изводили все управления. Когда происходил какой-нибудь «морской эпизод» или появлялись признаки того, что вот-вот должны развернуться какие-то серьезные события, все имеющие отношение к ним собирались в маленькой «конференц-комнате» оперативно-информационного центра. Туда же иногда заглядывали и Черчилль, и Паунд, и другие лорды адмиралтейства. Там мы, бывало, ждали новых сообщений о таких эпизодах, как бой у Ла-Платы или потопление вспомогательного крейсера «Равалшшди». Часто в душной мрачной атмосфере оперативно-информационного центра мы проводили в томительном ожидании долгие ночные часы, и это, конечно, не способствовало продуктивности нашей работы на следующий день. Иногда получалось так, что к утру оставалось время только на то, чтобы принять ванну, позавтракать и снова вернуться к чтению телеграмм и документов, чтобы подготовиться к дневным совещаниям в той же «конференц-комнате». И сама комната, и ее ночные обитатели очень редко начинали следующий день в бодром состоянии, поэтому люди на ежедневных утренних совещаниях, в 09.30, часто были утомленными, раздражительными, грубыми, а атмосфера в комнате тяжелой, мрачной, душной».

В первую очередь к войне готовились оперативно-информационный центр и комната 39, но нужно было позаботиться об укомплектовании и других важных отделов, секций и отделений, имевших отношение к оперативной деятельности разведывательного управления.

Необходимо было расширить географические отделения, ведавшие Германией, Италией, Японией и Соединенными Штатами. Нужно было сформировать отдел для допроса военнопленных. Необходимо было поставить на ноги аппарат заместителя начальника управления, в задачу которого входило наблюдение за сохранением на флоте военной тайны. В соответствии с различными уровнями нужно было организовать ознакомление с ходом войны всего личного состава военно-морского флота: на кораблях и на береговых объектах, офицеров, старшин и рядовых, военнослужащих мужского и женского пола, гражданских служащих и военных. На опыте войны 1914–1918 годов Годфри знал, что собранная информация часто рассылалась неразумно и попадала совсем не тем, кто в ней нуждался.