Тайное имя — ЙХВХ - [95]

— Арон, я не верю своим глазам. Какое счастье.

— Сарра, я боялся, ты в Зихроне.

— Смотри, еще лодка, — удивился Лишанский. — Оружие? Выступаем?

— Вы провалены, — сказал Арон. — Сарра, я здесь, чтобы тебя забрать. Мы третьего дня получили информацию, что НИЛИ раскрыта. Надо по цепочке всем дать знать. Вчера весь день добывал разрешение послать корабль. По графику он должен был быть только двенадцатого. Я сказал, что уже завтра может быть поздно. Ёсик, собери всех, кто на станции. Через час, самое позднее, вы должны быть здесь.

Брат и сестра стояли на берегу, под звездами, залитые лунным светом. Картинка с конфетной коробки или дуэт из «Фауста». В ближайшей отсюда опере, каирской, только что отгремели аплодисменты. В последней сцене, предшествующей неистовым крикам «браво!», Фауст уговаривает Маргариту, ожидающую казни в тюрьме, бежать с ним. Но все напрасно, Маргарита безумна. Мефистофель глядит на часы: скорей! (Как время бежит! Каирской оперы нет и в помине. Сегодня ближайшая опера в часе езды отсюда по 4-му шоссе. Устанавливаете навигатор: «Тель-Авив, проспект Царя Саула, 19». В оркестровой яме оркестранты из Ришон ле-Циона, где в былые времена играл духовой оркестр «Скрипка Сиона». Ну а что будет завтра, я не узнаю и, признаться, не рвусь. Утешней смотреть назад.)

— Арон — нет. НИЛИ продолжит свою работу. Как я могу.

— Ты сошла с ума. Со дня на день… — он замолчал. Он хотел сказать «падет Беэр-Шева», но этого говорить нельзя. «Неджмие» передает из Дамаска, что Исмет-бей ожидает штурма не раньше декабря, они еще даже не приступили к минированию колодцев. (Одиннадцатого декабря Алленби уже вступит в Иерусалим. С тех пор как Мессия въехал в Иерусалим на мирной ослице, полководцу не пристало въезжать в Святой Город на коне. Алленби спешится и войдет простым паломником. Триумфальной аркой ему будут Яффские ворота[155].)

— Что на днях? Что ты замолчал? Хочешь сказать, мы дождемся, что нас повесят? Но лучше так, чем я брошу свое дитя. Я никогда не оставлю НИЛИ, — Арону показалось, что сестра лишилась рассудка. — Я говорила с Товой, мы пришли к выводу, что стоит упорядочить дела на месте. Надо подождать, посмотреть, что будет с остальными. Ты говоришь: известить по цепочке. Никаких цепочек нет. Все всё про всех знают. Мы уйдем в горы. Может, это ошибка, но мы будем рисковать до последнего. Не сумеем пробраться в горы, двинемся по берегу на юг. Потребуется, пробьемся с помощью оружия.

— Сарра, пойми, НИЛИ как разведывательная сеть выполнила свою задачу. Ишув заклеймил себя тем, что принял сторону Константинополя. Теперь перед НИЛИ открыты все двери, мы превратились в нешуточную силу, способную возродить Сион. Государство Сион. Это наша цель, а не победа Британской империи или поражение Турции. Прошу тебя. Только ради тебя я здесь. Ты последняя из Аронсонов, кто здесь остался. Отец не в счет, его не тронут. Если бы ты знала, какие горы я вчера свернул, только чтобы забрать тебя.

Сарра молчала — не молчанием теплокровным, готовым уступить. Это была немота камня. Страстный проповедник в седьмом веке одушевил своими словами камни. «Аминь!» — кричали они ему[156]. Арон добился обратного: у Сарры стало каменное лицо.

Вернулся Лишанский и с ним восемь человек, включая двух женщин с детьми.

— Ёсик тоже останется, — сказала Сарра. — Это приказ.

Арон постучал по крышке часов — как всегда, когда хотел сказать «пора».

Апофеоз

Счет и вправду пошел на дни. «Снова Рош Ашонэ, снова в баню», — два еврея разговаривают, оба в лапсердаках, со свалявшимися в дредлоки пейсами. Фрейд на примере этого анекдота рассуждает о «водобоязни» галицийских евреев. («Остроумие и его отношение к бессознательному».) Они так сильно боятся воды, что наказание за грех определялось числом погружений в микву перед утренней молитвой.

В Зихрон-Якове гигиенические действия больше не ограничивались посещением миквы. Однако женщины, даже те, что «соблюдали кошер в общих чертах», в самых общих чертах, все равно, когда полагалось, совершали омовения, как их матери и матери их матерей. Миква священна, «миква Израиля». Это одновременно и залог ритуальной чистоты, и способ ее соблюдения. (Без устали на тему еврейской миквы мог писать Вас. Вас. Розанов, «тайновидец плоти», т. е. большой охотник вглядываться под юбку.) Това всегда у Сарры оставляла свой пистолетик. В микву с ним никак нельзя, оставить дома — тоже. А у Сарры внутри дверного наличника имелась полость. Забегала, клала под планку и на обратном пути забирала.

^{Принадлежавший Тове Гильберг револьвер и к нему кобура под видом кошелька}

В 1917 году осенние праздники начались точно в половине сентября, точно по линеечке. Шестнадцатого вечером наступил новый 5678 год. Двадцать седьмого был Йом Кипур. Первого октября — Суккот, продолжающийся неделю. Праздники проводят в семье. А если от семьи остался лишь отец, убаюканный своей глухотой? Ну и что, Сарра возвращалась в декорацию других времен. Как в 1662 году, она возлежит на подушках под навесом из пальмовых листьев. Тарелка с тейглах стоит почти не тронутая — которую вечером занесла Това вместе с миниатюрной кобурой (так уж у нее совпало). «Мирной субботы вам, — бросила взгляд на Ёсика. — Я уж не зайду. Завтра».