Тайное имя — ЙХВХ - [38]

— Ну, погоди!

И когда он ее нагонял:

— Пусти! Слышишь, пусти! Адам сто тридцать лет воздерживался, а ты разок потерпеть не можешь.

— Но Сарра…

— Мне больно, Авшалом. Ты как Алекс.

— Как Амнон, ты хочешь сказать. Ты знаешь, что Авшалом сделал с Амноном?

— Знаю. Мне больно!

— Хочешь снова послушать?

Молчание.

— Ну, хочешь?

— Можно.

Привычные скакуны смирно стояли бок о бок. Все звезды горят. И, откинувшись чуть набок, Сарра спиною прислонилась к Авшалому. Его правая рука обнимала ее сзади, губы касались затылка.

— О, красная корова моей души! Амнон болен сестрой своею. Кровь воззвала к крови… как он тебя называл — «сестра моя, невеста»?

— Кто, Алекс? «Сестра моя, невеста». Так и называл. Он обманул меня. Правда, я не знала, как оно выглядит, его желание.

— Сарра, ты сознательно дала себя обмануть, — сказал Авшалом. — Ты этого хотела.

— Нет, клянусь, Авшалом. Ну, давай про Амнона.

— Был у Амнона дружок.

— Иехонадав…

— Да, Иехонадав, подкожный тип. «Худеешь, царский сын, — говорит он. — Кто та, по ком сохнешь?» — «Тамариск, Божье Деревце». — «Так я и думал, несчастный. Желание не знает преград». И научил Амнона: «Ляг, притворись, что больной». А ему и притворяться не надо было. Амнон сказал отцу своему и всем, что болен. «Пусть придет сестра моя и испечет у меня на глазах пирожные, одно или два, и я поем из рук ее». И вот та пошла в дом брата своего Амнона, а он лежит. И взяла муки, и замесила ее, и взяла сковороду, и выложила у него на глазах. «Пусть все выйдут, — говорит Амнон, — а ты иди ко мне в спальню и покорми меня». Разве ты возразила и сказала «нет», разве не сама отнесла ему сладенького в спальню и поставила перед ним? Тут он как схватит свою сласть. «Только не бесчести меня, братец, не делается так в Израиле. Если забеременею, куда я потом денусь с моим бесчестием? Ты поговори с отцом, он не откажет отдать меня тебе». Вот какой был у тебя план.

— Нет, Авшалом!

— Женщина хочет быть обманута, но не до конца. Это сказал Эдуард Род.

— А кто это?

— Автор «Трех сердец»!

— И что же было дальше? Что, Амнон? Рассказывай. (Как будто не знала сама.)

^{Амнон и Фамарь}

— Амнон слушать не захотел Тамару. Преодолел ее, изнасиловал ее и полежал с нею. Она сделалась ему противна. Отвращение было сильней любви, какую имел к ней. Мог — убил бы, а тело отдал бы амаликитянам, которые любить умеют только мертвых. «Встань и иди» — «талита куми», — сказал он волшебное слово. Но оно не подействовало. «Нет, не прогоняй меня. Прогнать меня это зло еще хуже того, что ты сделал со мною». Тогда он позвал парня: «Прогони эту от меня вон и запри дверь за нею». Что ей оставалось? На ней была разноцветная одежда, такие верхние одежды носили царские дочери на выданье. И вывел ее слуга, и закрыл за ней дверь. Посыпала Тамар, Божье Деревце, голову пеплом, разорвала цветную одежду, шла и вопила, схватившись за голову. Повстречал ее другой царевич, Авшалом. «Не Амнон ли, брат твой, был с тобою? Но теперь молчи, не сокрушайся сердцем об этом деле». Она прожила у Авшалома два года. Авшалом так и не насытил свое сердце ненавистью к Амнону. Но молчал, не говорил с ним ни худого, ни хорошего. Праздник сбора винограда бывает раз в году, а праздник стрижки овец раз в два года. В Баал-Азуре, где у него были пастбища, Авшалом устраивал большое гулянье. Пришел к отцу своему: «Вот ныне стрижение овец у раба твоего, пусть пойдет царь и слуги его с рабом твоим». — «Нет, — сказал Давид, — все мы не пойдем, чтобы не быть тебе в тягость». — «Ну, пожалуйста…» — и сильно упрашивал его Авшалом, но тот не захотел. «Тогда, по крайней мере, пусть пойдет с нами Амнон». — «Зачем ему идти с тобою?» Но Авшалом упросил отпустить с ним Амнона и всех царских сыновей. Стригалям же приказал: «Смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина, я скажу: „Поразите Амнона“. Тогда убейте его, не бойтесь, это мой приказ». И стригали Авшалома поступили, как он им приказал, а царские сыновья вскочили каждый на своего мула и убежали. Они еще были в пути, когда до царя дошел слух, что Авшалом умертвил всех царских сыновей, не осталось ни одного из них. Все этому поверили. Царь разодрал одежды и повергся на землю, а с ним слуги, предстоявшие ему. Тут откуда ни возьмись Иехонадав, подкожный тип. «Пусть не думает господин мой царь, что всех отроков царских умертвил Авшалом, только Амнон один убит, за то, что обесчестил свою сестру. Повторяю, пусть господин мой не тревожится мыслию, что все умерли, — только Амнон». Отрок, стоявший на страже, тоже — поднял глаза свои и увидел: много народу идет по скату горы. «Это царские сыновья! — воскликнул Иехонадав, подкожный тип. — Как говорил раб твой, так и есть». — «Слава тебе, Господи! — вырвалось у царя. — Слава! Тебе! Господи!» И утешился Давид о смерти Амнона.

Тысяча воздушных поцелуев против одной фиги с маслом

— Авшалом, зачем ты мне все это рассказывал, чтобы сделать мне больно? Чтобы сделать больно себе?

— А зачем ты рассказала мне об Алексе, чтобы сделать мне больно? Чтобы сделать больно себе? — его правая рука все так же со спины обнимала ее грудь, губы все так же касались ее затылка.