Тайное имя — ЙХВХ - [35]

— Если я умру, то чтоб ты знала… — и дает прочесть написанное рукой, поднаторевшей в арабской каллиграфии. Не то что клинопись еврейских школ, где царапают как курица лапой.

Ривка расплакалась.

— Как без тебя мне жить? Я без тебя, ты без меня.

Можно гадать по Сэфер Шмуэль, а можно и на кофейной гуще. На «Шмуэле» надежней, но всегда поджилки трясутся. В последний раз открылась восемнадцатая глава, восемнадцатый стих («хай» и «нехай», в остатке ноль): «Нет у меня сына, чтобы сохранилось в роду имя мое. И нарек камень своим именем: „Авшалом“». Ривка вздыхает: кто умирает бездетным? Ясно что молодой. И у Товы то же самое открылось: «Не было во всем Израиле мужчины красивей Авшалома». «Красивый, — объяснила Това, — значит молодой». А Това знает, что говорит. Эйндорская волшебница.

— Я тебе сейчас покажу, что он мне дал, — Александр, вчера еще американец, сегодня заграбастал Ривку на кухне.

— Да погоди ты.

Она вытерла руки о фартук и вернулась со сложенным листком.

— На…

Александр внимательно прочитал:

— Почерк кудрявей нас с тобой. И ни одной помарки. Спорю, что у него много копий заготовлено. «Тысяча поцелуев тебе, Ахавати». Тебя что, Ахава зовут? Тебя Ривка зовут. Это чек на предъявителя. Ты Сарре показывала? У нее, наверно, такое же есть… шучу-шучу-шучу, она же рыжая.

Адресат объяснения в любви — обладательница «смуглых кудрей». Потому знак вопроса сохраняется и по прошествии ста лет: кто она? В Израиле шлягер «Тысяча и один поцелуй» звучит из всех радиоприемников на всех линиях автобусов. Я полностью привожу письмо, которое Ривка показала Александру. Перевод взят из интернета. Своей пугающей честностью он напоминает русский канонический перевод Библии. Тени Файнберга это должно быть лестно.

Тысяча поцелуев тебе, Любовь моя!

Такими словами венчают все влюбленные письма своим возлюбленным: «Тысяча поцелуев тебе, Любовь моя…» Так начинаю и я свое письмо тебе: «Как жажду я, Любовь моя, поцеловать тебя тысячу раз…»

Вначале я бы долго целовал тебя в твой светлый лоб, и поцелуй был бы подобен узелку на челе твоем.

И от этого поцелуя разошлось бы множество других, опоясывающих твой безупречный лоб[73].

И венцом всему стал бы поцелуй кудрей твоих смуглых, и был бы подобен он жемчужному ожерелью, которым украшают себя прелестницы.

А после я прошептал бы тебе в нежные бутоны ушей твоих две тайны — сладкие в своей быстротечности.

Тайны, которые будоражат кровь до глубины сердца.

И скользил бы я губами по ресницам и векам твоим. А после прикасался бы к глазам твоим поцелуями круглыми, спешными, звонкими, как будто торопился бы испить стакан вина в летний полдень…

^{«Тысяча поцелуев», автограф Авшалома Файнберга}

Смирился ли Александр с присутствием Авшалома? Смирение не в его репертуаре. Лишь против общего врага, турок, они выйдут на бой сообща. «У Израиля нет внешней политики, только внутренняя» (Генри Киссинджер). Внешняя угроза благотворна для тазовых костей Израиля. Синдесмологи скажут вам, что в отсутствие атмосферного столба наши суставы распались бы. Когда-нибудь палеонтологи будут гадать о нашем облике, как сегодня мы гадаем об адресате письма, ставшего уличным шлягером спустя целую жизнь. Кому оно адресовалось — Сарре или Ривке?

У Аронсонов нет внешней политики — только внутренняя, продиктованная соперничеством двух сестер при наличии лишь кажущегося краеугольного единства. Сестры благоразумно размежевались. Женская стать, мужское седло, «меня не любишь, но люблю я», — это Саррино. «А это мое, — говорит Ривка. — Женская стать, глаза, полные света и слез, „я без тебя, ты без меня“».

С появлением Авшалома образовалась спорная территория — как полагает Александр, за его счет. На эту территорию претендуют все: и Сарра с Ривкой, и Александр, разъяренный своим бессилием, и Арон, затеявший сложную игру с оттоманами, — он тоже как никак нуждался в верном человеке.

Имманентное свойство спорной территории — ее спорность. Кажется, что территориальный спор разрешился окончательно и бесповоротно — ничего подобного. Он возродится, дайте срок. Пока же формула семейного благополучия еще как-то работает: отец — делу венец, Арон — его правая рука, Сарра — его левая рука. Ривка и Александр — роза и меч. А в стойле бьет копытцем братец Цви. Надолго ли все это?

Александр не сдается. Ёсик Лишанский

За то время, что Александр отсутствовал, в лагере социалистов произошли подвижки. Было организовано частное охранное предприятие «Страж» — «Ашомер». По опыту, приобретенному в заоблачной стране, Александр знал, что охранная фирма это рэкет. Но кто же сам себе рэкетир?

— Они будут рэкетировать нас, — доказывал он брату. — Нам нужна организация гидеонов.

Он не понимает, почему «Альянс» оплатил обучение Арона в Европе, а помогать гвардейцам Гидеона не станет.

— Шомеры их заклятые враги, — говорил он. — Тебе ничего стоит обратиться туда от своего имени. Да хоть в парижское управление. У нас всё будет не как у шомеров, у нас будет униформа. Клятва у нас уже есть.

— Подумай сам. Ты хочешь, чтобы филантропы Барона вооружили вас маузерами и сшили вам красные штаны? Ты — дитя. Мне ответят: если Зихрон-Яков нуждается в милиции, то он должен ее создавать на средства собственных жителей. И еще — чтоб ты знал: когда муж заводит любовницу, жена не в восторге. Наша жена — Турция. Ротшильд, в отличие от Герцля, это отлично понял. И вы, и шомеры — кто там еще, «Щит»? — это все выглядит, как попытка обходным путем заполучить то, о чем великий умник из Вены просил султана с чисто немецкой прямотой: отдайте нам Южную Сирию.