Тайное имя — ЙХВХ - [32]

В противоположность предприимчивому Шмуэлю Александр в Америке был как в столбняке. Агорафобия новоиспеченного американца, панический ужас на краю бездны гонят его назад — на задворки Оттоманской империи, в идиотизм местечковой жизни. Там он вполне счастлив.

В пубертате. Нааман с ахметкой, а брат с сестрой

По скольку им всем тогда было — по четырнадцать? пятнадцать? — когда будущие гидеоны творили набеги? Как шайка средневековых рыцарей на купеческий караван, налетали подростки на одинокую повозку в темный час.

— Стой! — окружали они перепутанного «мадианита». — За то, что ты ступил на землю Израиля, плати кнас, — и отпускали не раньше, чем получали свой клок шерсти, решительно им не нужный, но, главное, штраф уплачен, а это уже признание их прав.

И с ними Сарра, тогда пятнадцатилетний гамен — с рыжими косами под кепкой рыбака, в штанах. Это она придумала устав и сочинила клятву:

Клянусь дыханием Всевышнего, моим избранием и Памятью Якова (Зихрон-Яковом) охранять Страну Израиля от мадиан по примеру Гидеона. Клянусь по примеру Иерубаала[65] вырубать их священные рощи и сокрушать их баалов. Клянусь, что никакая пытка не исторгнет у меня нестерпимого желания отречься от Всевышнего, даже пытка пыткою родного отца. Да лишится отступник места в грядущем. Аминь.

— Клятва трудная для запоминания, — сказал Александр сестре.

— Зато, пока выучишь, поймешь и уже не нарушишь. Ни за что не нарушишь, — повторила она.

К месту сбора вела лазейка. Вокруг лазейки кружил газон в виде мозговых извилин — «Лабиринт Спинозы». Терновый куст посередине маскировал вход. На выходе — лощина между виноградниками и пригорком. В ней подросток произносил в муках затверженную «Клятву», положив руку Александру под стегно.

Был среди них и Московичи. Мало ему фамилии, в придачу его еще уличили в порочных отношениях с арабским подростком, начинавшихся с обоюдного возложения рук под стегно. Со стыда он бы сбежал быстрее лани из родного аула под названием Зихрон-Яков, когда б не практика закрытых ставней, отличавшая румынскую колонию от тех же московиц с их привычкой жить сообща. В Зихрон-Якове каждый сам за себя, на своем холме, за высокой оградой: другого не сужу, но и себя судить не позволю. Это в Хадере под гармошку пляшут на улице, в Зихрон-Якове в домах заводят граммофон.

Московичи был пригнетен к земле своим позором, что предполагало потенциал бесстрашия. Вот вам пример. Не добившись правды в главном полицейском управлении Хайфы, мухтары Эль Джемаля, Бурджи, еще нескольких деревень отправили жалобу на ночные поборы в Дамаск. В Зихрон-Яков заявились люди в фесках. Тогда Московичи предложил срубить масличную рощу по соседству, явно посаженную в честь Баала. А нет, он сделает это сам. Назвался Гидеоном, берись за топор.

Всем была хороша эта идея, кроме одного: она не принадлежала Алексу. А делиться славой Александр не желает ни с кем — такая жадина.

— К топору зови Хадеру. Это их оружие, шомеров. Гедеоны сражаются мечом[66].

— Сражайся хоть зайном[67], это твое дело. Кто со мной, гидеоны?

— Постой, это ты о ком, Нааман? — так звали Московичи. — Хочу тебе дать совет, который хороший друг всегда дает без свидетелей. Ты же не боишься поговорить со мной с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной.

— Пойдем поговорим! — сказал Московичи с некоторым вызовом.

Они отошли шагов на сто, остальные наблюдали.

— Ты же на меня не рассердишься, Нааман, — сказал Александр, нагло улыбаясь. — Я хочу тебя предупредить. Если ты срубишь хоть одно дерево в Эль-Джемале, все решат, что ты мстишь за шейгеца, с которым сражался зайном. Ферштейст? А теперь пойдем назад в обнимку, как лучшие друзья.

В арабских деревнях, где невесты сидят на привязи и цены на них кусаются, никого в сущности ничем не удивишь — ни зоофилией, ни другими радостями. Но если попался, пеняй на себя. А тут ахметка попался не с другим ахметкой, а с ровесником из Замарина. Судьба ахметки предрешена. Взятых с поличным в деревнях карают с жестокой целесообразностью: он будет подвергнут членовредительству, благо некоторые увечья все еще в цене.

Наамана, согласно местному кодексу, предали в руки Московичи-отца. Со времен Руссо то, что противно природе, отвратительно просвещенной Европе. Даже оправдываться неприлично: мол, нашего мальчика оклеветали, попытка шантажа — а они просто яблоки вместе воровали… мальчишки. Нет, уж лучше сидеть нахохлившись и молчать. Все равно правду в мешке не утаишь. Одно утешение: когда по сигналу архангела тайное станет явным, каждый будет, как на ладони, со своим непотребством.

Тайное непотребство живет в каждом человеке — Кай человек. Александр тоже. И есть черная страница, которую не выдерешь. Обсуждая с Саррой ее зачисление в шайку, брат и сестра договорились до того, что и она должна клясться, положив ему руку под стегно.

— Это как?

Он показал.

— Ну, не при всех, зато… — он умолк.

— Что «зато»?

— Зато по-настоящему.

— Ну, конечно, по-настоящему. Я же тебе не чужая, я твоя сестра.

Раз не чужая, чего же откладывать согласье на это торжество.

Я правильно делаю?

— Да. Так держать.

— Клянусь дыханием Всевышнего, моим избранием и памятью Якова охранять Страну Израиля от мадиан по примеру Гидеона. Клянусь по примеру Иерубаала вырубать их священные рощи и сокрушать их баалов. Клянусь, что никакая пытка не исторгнет у меня нестерпимого желания отречься от Всевышнего, даже пытка пыткою родного отца. Да лишится отступник места в грядущем… ой!