Тайник на Кутузова - [3]

Большинство пассажиров были немцами. Это легко определялось по одежде – перрон натурально запестрил всеми цветами радуги. Мы, россияне, одеваемся более... э... консервативно. В наших гардеробах, особенно зимних, преобладают темные цвета. От пестрых немцев у меня зарябило в глазах. А вот интересно, чем обусловлены столь разные взгляды на моду? Образом жизни? Жить у нас в последние годы стало вроде как веселей, по крайней мере, в этом убеждает статистика. А серый цвет и ныне там... И вот, в тот самый момент, когда я размышляла о цветах и жизни, я увидела ЕГО.

«Я помню чудное мгновенье, передо мной явился ты...» В том, что это был он, я не сомневалась ни на минуту. Он вышел из вагона с рюкзаком на спине и встал посреди перрона. В каждой руке у него было по чемодану. Оба чемодана были неприлично большого размера. Интересно, что он с собой привез в недельную поездку? Нет, ну действительно, что можно везти с собой на неделю в Калининград? Я понимаю, когда люди едут на отдых в места, где множество ресторанов, театров, выставок, баров. Для таких случаев полагается соответствующий гардероб – костюм, другой, обувь разная. Но в данной ситуации я откровенно не понимала, чем забиты его чемоданы. Тем более что, судя по его внешнему виду, он не принадлежал к людям, которые беспокоятся, как они выглядят. Этот запросто приперся бы на прием к королеве в тулупе и валенках!

Он был не высокий и не низкий. Не красивый и не страшный. Никакой. Вот Ганс – он был просто некрасивый. У того крючковатый нос, бесцветные, злые глазки. А у этого какое-то все непонятное, расплывчатое, неопределенное... Нет, его не выдавала яркая, кричащая одежда. Выглядел он так, как выглядят наши бомжи. Стоит уточнить, что вещи на нем были не рваные и не грязные. К тому же наверняка дорогие. Но я всегда поражалась умению жителей Западной Европы умудриться надеть эти дорогие, качественные вещи так, что возникает желание подать милостыню. Это же как надо постараться, чтобы сделать из конфетки дерьмо? Это, пардон, с точностью до наоборот, как умение наших женщин сделать из дерьма конфетку. Вот идет дама, и думаешь, что она – звезда Голливуда. А у нее на самом деле колготки за три рубля, юбка еще бабушкина (зато как переделана!), курточка с турецкого рынка, умело расшитая бисером. И все это дело кокетливо и ненавязчиво сдобрено нежным шарфиком... Зато как преподнесено! А прическа? Любая американка подумает, что она только что вышла из супер-пуперсалона. Ан нет! Просто дама ловко накрутила свои кудри на самую обыкновенную родимую плойку (при этом умудряясь красить глаза в коридоре у зеркала под тусклой лампой) и умело залила свое изваяние самым стойким лаком на планете – «Прелесть». И вот результат – красавица, глаз не оторвать.

Так вот, одежда его не выдавала. На нем были какие-то бесформенные серые штаны, непонятного цвета и кошмарного фасона ватник, на ногах что-то типа дутых сапог. А всю эту ужасную картину дополняла совершенно идиотская вязаная шапочка в полосочку, надетая почему-то только на одно ухо. Но под идиотской шапочкой было лицо, которое выдавало владельца этой шапочки. Бомжи так не смотрят. И рядовые наши сограждане не имеют такого выражения лица. Такого... как бы это правильнее выразиться? Идиотско-блаженного, вот! Он блаженно улыбался всем подряд, серыми глазками смотрел куда-то в пространство. Поняв, с кем мне придется иметь дело, я печально вздохнула и подошла к нему.

– Доброе утро. – Я протянула руку и выдавила из себя улыбку. – Я Рита. Вы, конечно, Клаус?

– Как вы догадались? – Он так изумился, что его белые брови заползли под края шапочки.

– Да вот так. – Я развела руками. – Надеюсь, это весь ваш багаж?

– Виесь.

– Ну и затарились вы на неделю, – заметила я, кивая на чемоданы.

– Что? – не понял тот.

– Много вещей, говорю... Что у вас там, консервы, что ли?

– Одеяло, – сказал Клаус, несколько растягивая слова. – Здиесь постельный белье. Я слышал, что у вас в гостиница не очень чистый белье... Здесь немного еда.

Я с тоской смотрела на своего «подопечного» и хотела рыдать. Да лучше бы я год жила с Гансом под одной крышей, чем неделю сопровождала вот это чудо в поездке! Но деваться было некуда. Работа есть работа.

Вдруг возле нас возник лихой носильщик с тележкой.

– Господин изволит тележку? – спросил он, бегло сканируя Клауса взглядом. Клянусь, он видел насквозь его карманы. Но не был уверен, удастся ли заработать.

– Да, – деловито ответил тот.

Носильщик назвал цену за услугу.

– Так дорого? – возмутился иностранный гость.

Носильщик вылупил на немца глаза. Видимо, редко кто был недоволен ценой.

– А господин желал бесплатно? – хихикнул тот, еще не потеряв интерес к Клаусу.

– Да, – нагло заявил тот. – У нас в Берлине бес..

– Ну, господин хороший. – Носильщик перебил немца и развернул тележку. – Здеся вам не Берлин. Ауфедерзэйн!

С этими словами он исчез. А Клаус обратил ко мне свои бесцветные глазенки:

– Почему вы не вмешаться?

Я, признаться, опешила, не сразу нашлась что сказать.

– Но чемоданы ваши, – растерянно сказала я.

– Но я ваш гость!

Вот это заявление, вот это наглость в самом откровенном ее проявлении! Так, значит, наш немецкий господин хороший абсолютно уверен, что все будет бесплатно? Но я, позвольте, никаких инструкций от Жака по этому поводу не получала... Если бы это было действительно так, Жак непременно бы дал мне наказ типа «с подопечного денег не брать» или «все включено». Но раз никаких указов не было, значит, мелкие расходы – расходы «клиента».