Тайная жизнь великих писателей - [16]
у достойных и приятных людей, и она идет ему куда больше, чем красота», — говорил все тот же Готорн. Луиза Мэй Олкотт, которая была влюблена в Торо, писала: «За всеми дефектами глаз Творца видел величественные линии, которые должны были стать моделью идеального человека».
Тот факт, что Торо считался вольнодумцем, еще не означает, что он был совершенно чужд ханжества. Как-то осенью 1856 года, гуляя в лесу, Торо поразился, наткнувшись на громадный гриб в форме человеческого пениса. «Его можно было разделить на три части: шляпка, ножка и основание, то есть мошонка, — а целиком как настоящий фаллос, — писал он в своем дневнике. — Во всех отношениях отвратительное явление и неприличное вдобавок. Гриб оскорблял зрение ничуть не менее, чем обоняние: шляпка гнила прямо на глазах, обнажая какое-то зловонное, маслянистое, полужидкое месиво. За час или два гриб пропитал своим запахом весь дом так, что не было мочи терпеть. Сначала он лежал в моей комнате, и я не отваживался лечь спать, пока хорошенько не проветрил помещение. Гриб пахнул словно дохлая крыса… Боже, о чем думала Природа, когда создавала такое? Она почти уподобилась тем, кто оставляет непристойные рисунки в уборных».
Приходится констатировать, что в отношении книжных продаж Торо было далеко до Джоанны Роулинг. Его дебютное произведение «Неделя на реках Конкорд и Мерримак» (1849), которое теперь считается пусть не первостепенной, но все же классикой, при жизни автора продавалось так скверно, что местная детвора специально заглядывала к Торо в дом, чтобы посмотреть на «странного человека, написавшего книгу, ни один экземпляр которой так и не был куплен». Конечно, это было преувеличение, но лишь отчасти. Издатель Торо отправил ему письмо, спрашивая, что делать со всеми
этими нераспроданными экземплярами, которые пылятся в офисе. Торо забрал себе 706 штук, сложил их стопками на чердаке и пытался продать каждому встречному. «Я хозяин библиотеки почти в девятьсот томов, — признался он как-то. — И более семисот из них написал я сам».
Если вы любите хлеб с изюмом, скажите спасибо Торо. Он изобрел его, когда жил в лесу у озера Уолден. Женская половина населения городка Конкорд была потрясена таким кулинарным новшеством.
ТОРО РЕДКО МЫЛСЯ, НЕ СНИСХОДИЛ ДО ТОГО, ЧТОБЫ РАСЧЕСАТЬ СВОИ РАСТРЕПАННЫЕ ВОЛОСЫ, И ОДЕВАЛСЯ В ЛОХМОТЬЯ. ОДНАКО ЭТО НЕ ПОМЕШАЛО ПИСАТЕЛЬНИЦЕ ЛУИЗЕ МЭЙ ОЛКОТТ ВЛЮБИТЬСЯ В НЕГО.
Изобретение хлебного теста с засушенным виноградом — всего лишь детские игрушки по сравнению с нововведениями Торо в области изготовления карандашей. Карандашное дело (если, конечно, такой термин существует) было у Торо в крови. Его дядя Чарлз Данбар основал в 1821 году семейный бизнес по производству карандашей, найдя в Бристоле, штат Нью-Гэмпшир, богатые залежи графита. Вскоре к Чарлзу Данбару присоединился и отец Торо, который произвел в карандашной промышленности такую революцию, что Массачусетское сельскохозяйственное общество наградило его почетной грамотой. Генри Дэвид Торо с самых юных лет подавал все признаки того, что и он оставит в мире карандашей свой след. В 1838 году ему наконец представился такой шанс. Отдаваясь работе целиком и полностью, Торо вскоре усовершенствовал состав стержней, да так, что карандаши теперь не уступали по качеству немецким. Другим революционным изобретением юного Торо была мельница для измельчения графита. Если бы он озаботился получением патентов на все свои изобретения, то мог бы разбогатеть.
Решив остановиться на достигнутом, Торо дал обет никогда больше не заниматься карандашами. «Зачем это мне? — говорил он друзьям. — Какой смысл снова и снова повторять то, что я уже делал?» Однако карандашное производство продолжало манить его, как сладкоголосая Сирена, и Торо, устав от долгов, в 1843 году вернулся на карандашную фабрику, полный новых сил и замыслов. Он опять погрузился в работу с головой и как-то признался Ральфу Уолдо Эмерсону, что даже во сне видит машины для изготовления карандашей. Тяжкий труд окупился. Торо изобрел то, что в рекламе называлось: «новый превосходный карандаш, специально для художников и просто ценителей». Новый карандаш был тверже, чернее и менее ломким, чем любые другие. Только активная конкуренция, отчасти подстегнутая изобретениями самого Торо, удерживала их семейный бизнес от того, чтобы стать ведущим на рынке.
В 1954 году, в разгар холодной войны с Советским Союзом мирный бытописатель из американской глубинки вдруг стал объектом антикоммунистической истерии. Правительство США приказало изъять «Уолден» из всех библиотек при американских посольствах, поскольку эта книга, по мнению властей, была «откровенно просоциапистической».
Торо считал себя в первую очередь натуралистом, поэтому он, скорее всего, был бы польщен, узнав, что в его честь назвали один из родов перепончатокрылых насекомых. Этот род наездников из семейства трихограмматид, получивший латинское наименование Thaeaua, открыл энтомолог А.А. Жиро.
УОЛТ УИТМЕН
Это сейчас Уолт Уитмен — любимая американской публикой фигура, он остался в народной памяти этаким добродушным пожилым дядюшкой с развевающейся седой бородой. Но среди современников Уитмен считался нарушителем спокойствия. Один критик даже назвал его «самым грязным животным своей эпохи». Бостонский «Интеллидженсер» в рецензии на величайшее творение Уитмена, сборник «Листья травы», нападал на поэта в самых нелестных выражениях: «Сам автор, описывая себя, упирает на собственную звероподобность. Он попирает человеческое достоинство, и за такие подвиги мы не можем придумать для него лучшей «награды», чем кнут. Автор этого опуса хуже скотины, поэтому его следует вышвырнуть из приличного общества. Возможно, он сбежавший из сумасшедшего дома жалкий безумец, пребывающий в состоянии бреда».
