Тайная жизнь пчел - [83]

— Я… я разбила несколько банок меда.

— Ты устроила весь этот бардак? — спросила она, словно бы не могла этому поверить, словно она ожидала, что я скажу, что это была банда грабителей, ворвавшихся сюда среди ночи. Она выпятила нижнюю губу и дунула на свое лицо, так сильно, что ее волосы взметнулись вверх, что было не так-то просто сделать, учитывая количество лака, которым она их мазала.

— Господь Бог на небесах, — сказала она.

Я поднялась на ноги, ожидая, что она станет на меня орать, но вместо этого она попыталась своими толстыми пальцами выщипнуть у меня из руки осколок стекла.

— Нужно промыть ранку, пока не началось заражение, — сказала она. — Пошли.

Она выглядела раздраженной, словно бы ей хотелось схватить меня за плечи и трясти до тех пор, пока у меня не повылетают все мозги.

* * *

Я сидела на краю ванны, пока Розалин протирала мою руку тампоном, смоченным жгучей жидкостью. Она залепила руку пластырем и сказала:

— Теперь ты хотя бы не умрешь от заражения крови.

Я смотрела, как она садится на стульчак и живот повисает у нее между ног. Когда Розалин сидела на унитазе, тот полностью под ней исчезал. Глядя на нее, я думала: как хорошо, что Августа с Июной до сих пор в своих комнатах.

— Ладно, — сказала Розалин, — ну и зачем ты раскидала весь мед?

Я глядела на ряд морских ракушек на подоконнике, зная, насколько они здесь уместны, хотя мы и находились в сотнях миль от океана. Августа говорила, что у каждого в ванной должны быть ракушки, чтобы напоминать ему, что океан — наш дом. Ракушки, говорила она, любимые вещи Нашей Леди, после луны, конечно.

Я подошла и взяла одну из ракушек. Это была красивая белая ракушка, с желтизной по краям.

Розалин сидела на унитазе, продолжая на меня смотреть.

— Я вся — внимание.

— Т. Рэй был прав насчет моей мамы, — сказала я, и эти слова будто бы придавили меня к земле. — Она меня бросила. Все было так, как он и сказал. Она меня бросила.

На какую-то секунду злость, которую я чувствовала ночью, вспыхнула с новой силой, и я чуть было не швырнула ракушку в ванну. Но вместо этого я глубоко вздохнула. Истерики, как выяснилось, не приносили мне особого успокоения.

Розалин переместила свой вес, и унитаз заскрипел. Она пригладила рукой волосы. Я стала смотреть в сторону, на трубу под раковиной, на ржавые потеки на линолеуме.

— Значит, твоя мама все-таки тебя оставила, — сказала она. — Господи, этого я и боялась.

Я подняла голову. Я вспомнила, как в ту первую ночь, когда мы убежали, возле речки, я рассказала Розалин, о чем говорил мне Т. Рэй. Я хотела, чтобы она посмеялась над самой мыслью, что моя мама могла меня бросить. Но Розалин тогда колебалась.

— Ты ведь все знала, так? — сказала я.

— Я не знала наверняка, — сказала она. — Я просто кое-что слышала.

— Что ты слышала?

Она вздохнула. Даже более чем вздохнула.

— После смерти твоей мамы я слышала, как Т. Рэй разговаривал по телефону с этой соседкой, миссис Уотсон. Он говорил ей, что больше не нужно, чтобы она за тобой присматривала, что теперь этим будет заниматься одна из его сборщиц персиков. Он говорил обо мне, так что я решила послушать.

За окном пролетела ворона, наполнив комнату отчаянным карканьем, и Розалин остановилась, выжидая, пока шум утихнет.

Я знала миссис Уотсон по церкви и по тем эпизодам, когда она останавливалась купить у меня персиков. Она была добра, насколько это возможно, но всегда смотрела на меня так, словно на лбу у меня было написано нечто невыразимо печальное и ей хотелось подойти и стереть эту надпись.

Когда Розалин продолжила свой рассказ, я схватилась за край ванны, вовсе не будучи уверенной, что хочу ее слушать.

— Я слышала, как твой отец говорит миссис Уотсон: «Дженни, вы сделали больше, чем могли, присматривая за Лили в последние месяцы. Даже не знаю, что бы мы без вас делали». — Розалин посмотрела на меня и покачала головой. — Мне всегда было интересно, что он тогда имел в виду. Когда ты рассказала мне о том, что говорил Т. Рэй по поводу твоей мамы, тогда я, наверное, уже знала.

— И ты мне ничего не говорила, — укоризненно сказала я, складывая руки на груди.

— Так как же ты узнала? — спросила Розалин.

— Августа мне рассказала. — Я вспомнила, как плакала у нее в спальне. Как я мяла ее платье в своих руках. Монограмму на ее платке, царапающую мне щеку.

— Августа? — сказала Розалин. На ее лице нечасто можно было увидеть ошеломленное выражение, но сейчас был именно такой случай.

— Она знала мою маму в Виргинии, когда та была еще девочкой, — объяснила я. — Августа была ее няней.

Я подождала несколько секунд, чтобы до нее дошло.

— Именно сюда моя мама приехала из Силвана. Когда… миссис Уотсон за мной присматривала, — сказала я. — Именно сюда, в этот дом.

Глаза Розалин стали еще уже, если, конечно, такое возможно.

— Твоя мама… — сказала она и замолчала. Я видела, что она силится связать события воедино. Моя мама уезжает. Миссис Уотсон за мной ухаживает. Моя мама возвращается, лишь для того, чтобы быть убитой.

— Мама прожила здесь три месяца, прежде чем вернуться в Силван, — сказала я. — Полагаю, в один прекрасный день ей подумалось: А, ну да, у меня же дома осталась маленькая девочка. Надо бы съездить ее забрать.