Тайная жизнь пчел - [63]

Он распрямил плечи и стал еще выше.

— Вот чего я не понимаю: если ты собираешься жить у своей тети в Виргинии, то что ты делаешь здесь?

Понимать этот вопрос следовало так: Я не могу понять, что делает белая девочка в доме цветных Я вздохнула.

— Видите ли, моей тетушке Верни должны были сделать операцию. Женская болезнь. И тогда Розалин сказала: «Почему бы нам с тобой не пожить у моей подруги Августы Боутрайт в Тибуроне, пока тетя Верни не оклемается?» Не было никакого смысла туда ехать, пока она в больнице.

Он все это записал. Зачем? Мне хотелось крикнуть ему: Вы здесь не из-за меня, Розалин или операции тетушки Берни. Вы здесь из-за Маи. Она умерла, или вы еще не заметили?!

Я должна была быть в своей комнате и орошать слезами свою кровать, а вместо этого я сидела здесь, ведя с ним наиглупейшую беседу во всей моей жизни.

— И у тебя не было в Спартанбурге каких-нибудь белых людей, чтобы пожить пока у них?

Перевод: Все что угодно лучше, чем жить в доме цветных.

— Нет, сэр, к сожалению, нет. У меня было не так уж много друзей. Мне почему-то не удавалось ладить с людьми. Думаю, это потому, что у меня были такие высокие оценки. Одна женщина в церкви сказала, что я могу пожить у нее, пока тетушка Берни не выздоровеет, но потом у нее начался опоясывающий лишай, и мы решили поехать сюда.

Боже Всемогущий! Кто-нибудь, остановите меня.

Он посмотрел на Розалин.

— Откуда вы знаете Августу?

Я затаила дыхание, осознав, что мое кресло-качалка стоит теперь как вкопанное.

— Она двоюродная сестра моего мужа, — сказала Розалин. — Мы с ней поддерживали связь и после того, как муж меня бросил. Августа была единственной среди его родственников, кто понимал, каким он был убогим придурком. — Она покосилась на меня, словно бы говоря: Вот видишь? Не ты одна умеешь сочинять на ходу.

Он захлопнул свой блокнот и, поманив меня пальцем, вышел за дверь. Я вышла за ним вслед. Там он сказал:

— Послушай моего совета: позвони своей тете и вели ей приехать и забрать тебя, даже если она и не совсем здорова. Здесь живут цветные. Ты понимаешь, о чем я?

Я наморщила лоб.

— Нет, сэр, боюсь, что нет.

— Я только хочу сказать, что это противоестественно и что тебе не подобает… унижаться. Я скоро снова приду, и лучше, чтобы тебя здесь уже не оказалось. Ладно? — Он улыбнулся и положил свою непомерную ладонь мне на голову, словно мы были двумя белыми, пришедшими к тайному соглашению.

— Ладно.

Я закрыла за ним дверь. Что бы ни помогало мне до сих пор держаться — больше оно не действовало. Когда я вернулась в гостиную, я уже начала всхлипывать. Розалин обняла меня одной рукой, и я увидела, что по ее лицу тоже текут слезы.

Мы поднялись в комнату, которую она делила с Маей. Розалин стянула покрывало со своей постели.

— Давай залезай, — сказала она мне.

— А ты где будешь спать?

— Здесь, — ответила она, откидывая покрывало с постели Маи — розово-коричневое шерстяное покрывало, которое Мая сама связала. Розалин залезла в постель и вжалась лицом в подушку. Я знала, что она хочет почувствовать Маин запах.

Вы бы подумали, что мне приснится Мая, но, когда я заснула, мне явился Зак. Я даже не запомнила, что именно происходило во сне. Я проснулась, часто и тяжело дыша, и я просто знала, что мне снился Зак. Он казался близким и реальным, словно бы я могла сесть в кровати и коснуться пальцами его щеки. Затем я вспомнила, где он сейчас находится, и на меня навалилась невыносимая тяжесть. Я представила его койку с ботинками под ней, представила, как он, возможно, в этот самый миг лежит без сна и глядит в потолок, слушая дыхание других ребят.

С другого конца комнаты донеслось шуршание, и какое-то мгновение я не могла понять, где я. Находясь в полусне, я думала, что я в медовом домике, но потом до меня дошло, что этот звук издает Розалин, ворочаясь на постели. И тогда я вспомнила Маю. Я вспомнила, как она лежала в реке.

Мне пришлось встать, пройти в ванную и ополоснуть лицо. Я стояла там, в тусклом ночном свете, когда, случайно взглянув вниз, увидела красные носки, которые Мая надела на фаянсовые ножки ванны. И я не смогла сдержать улыбку. Эту черту Маи мне хотелось запомнить навсегда.

Я закрыла глаза, и в моей голове, одна за другой, стали возникать картины. Я увидела ее спиралевидные косички, искрящиеся под струей воды из шланга, ее пальцы, ломающие крекеры, трудящиеся, чтобы спасти жизнь единственному таракану. И ту шляпу, что она надевала в тот день, когда мы танцевали конгу с Дочерьми Марии. Но больше всего мне виделось пламя любви и страдания, которое столь часто озаряло лицо Маи.

В конце концов оно ее и сожгло.

* * *

После вскрытия, после того, как полиция официально зарегистрировала ее самоубийство, и после того, как в похоронном бюро Маю привели в порядок, она вернулась в розовый дом. Рано утром в среду, пятого августа, на подъездную дорожку въехал черный катафалк, и четверо мужчин в темных костюмах подняли гроб с Маей и перенесли его в гостиную. Когда я спросила Августу, зачем гроб занесли в дом, она ответила:

— Мы будем сидеть с ней, пока ее не похоронят. Я этого не ожидала, поскольку в Силване все, кого я знала, везли своих умерших близких из похоронного бюро прямо на кладбище. Августа сказала: