Тайная жизнь непутевой мамочки - [104]

— Откуда вы знаете про эту комнату? — спрашивает он, промокая вино. Затем поднимает свой бокал, с которым пришел сюда, и выпивает все, что там осталось, не отрывая от меня взгляда. Он смотрит на край моего платья, там, где оно заканчивается, открывая верхнюю часть плеча, скользит взглядом по этой линии — от верхней части моей груди у шеи и ниже, где грудь прячется под вырезом платья. Он задумчиво покусывает нижнюю губу и смотрит на меня — так пристально, что я невольно отвожу взгляд.

— Интуиция, — отвечаю я.

— Тогда, наверное, вы обладаете хорошей интуицией, — замечает он.

— Иногда, — говорю я.

— Ну, мы определенно пришли сюда проторенной дорожкой, Люси. — Он закрывает дверь поплотнее.

Бывает такой момент в отношениях, когда то, что осталось недосказанным, становится важнее того, что было произнесено. Я как раз только что достигла этого момента с Робертом Басом. Однако мне следовало бы сказать ему, что мои намерения, когда я отправилась на поиски полотенца, были чистыми, и что я не намеревалась заманивать его в эту шикарную гардеробную. Вместо этого я храню молчание. Свет включен, но здесь все равно полумрак. Мы отгорожены от внешнего мира рядами пальто и курток, которые аккуратно висят по обеим сторонам комнаты. Это один из тех моментов, который часто потом вспоминаешь и удивляешься, насколько все могло бы быть по-другому, ступи ты тогда на иной путь. Это время принятия решения.

Он протягивает руку и средним пальцем проводит по той линии, которую минуту назад пожирал глазами, пока не упирается в мягкую ложбинку между моими грудями. Я слышу вздох — звук, который при других обстоятельствах был бы незаметен, и с удивлением обнаруживаю, что он исходит от меня. Удовольствие утонченное. Я чувствую, как мой разум отделился от моего тела и я будто бы наблюдаю все происходящее со стороны. Я прислоняюсь спиной к пальто из овчины и слегка запрокидываю голову, чтобы предоставить доступ к нижней части моей шеи. Теперь и я тоже покусываю нижнюю губу. Я хочу, чтобы он не останавливался, но и отвечать на эту провокацию не хочу.

Он убирает палец, и я снова вздыхаю, потому что каждая часть моего тела требует большего внимания. Потом я вижу, как он наклоняется ко мне. Он опирается одной рукой на стену, другую засовывает мне под платье, медленно спуская его с моего плеча и обнажая верхнюю часть тела. Я дрожу от предвкушения удовольствия. Риск быть обнаруженными только добавляет возбуждения, и я удивляюсь, каким образом в течение стольких лет мне удавалось избегать подобных любовных свиданий. Он наклоняется ко мне. Рука, что была у меня на плече, теперь находится на уровне моей лопатки и прижимает меня к нему. Мы собираемся целоваться. И тут раздается стук в дверь.

— Люси, вы там? — слышится снаружи мужской голос. — Люси?

Страх быть обнаруженной медленно гаснет: это не Том и не жена Роберта Басса. Но стук такой настойчивый, что неминуемо привлечет внимание других гостей.

Я иду к двери и приоткрываю ее. Знаменитый Папа!

— Ш-ш-ш! — Я прикладываю палец к губам.

— Вам не нужно таиться на вечеринке! — восклицает он, протискиваясь в дверь. — Я знал, что это вы, Суини. Я был в саду, заглянул в окно и узнал ваше платье.

— В саду? — переспрашиваю я.

— Я подумал, что вы тут балуетесь «коксом», — продолжает он.

— Балуюсь «коксом»? — опять эхом спрашиваю я.

— Вы собираетесь все время повторять за мной?

Он закрывает за собой дверь. Роберт Басс отодвинулся вглубь и стоит, спрятавшись за каким-то длинным пальто рядом с раковиной. Я вижу его ноги, торчащие из-под полы, среди нескольких пар «веллингтонов» и другой обуви. У Знаменитого Папы, однако, оказывается собственная программа развлечений. Он достает из кармана пиджака кредитную карту и маленький мешочек с белым порошком. Заперев дверь, он быстро садится на маленький стульчик, берет какой-то журнал из стопки у двери и решительно начинает выкладывать кокаиновую дорожку. Он великодушно пододвигает мне журнал, но я отрицательно мотаю головой:

— У меня достаточно проблем со сном, даже и без химических стимуляторов!

Он склоняется и втягивает носом порошок через свернутую трубочкой двадцатидолларовую банкноту. Все это столь хорошо мне знакомо, что на мгновение я задаюсь вопросом, несмотря на туман в голове из-за вина, нереализованной страсти и недостатка воздуха, а не смотрю ли я сейчас один из фильмов с его участием. Возможно, один из поставленных Квентином Тарантино. Потом я начинаю вычислять, что именно для меня хуже — быть застигнутой врасплох и замешанной в скандальной связи с одним из родителей или принимающей наркотики с другим, и понимаю, что выбор у меня не велик: мне нужно как можно быстрее отсюда смыться.

— Итак, что вы тут делали? — спрашивает Знаменитый Папа.

Он смотрит на мое платье. С одного плеча оно спущено. Я поправляю его, но оно распахивается на животе. Единственное решение — полностью его развязать и завязать снова. Поэтому я быстро развязываю пояс, обертываю вокруг себя платье и крепко завязываю на талии бант.

— Я привожу себя в порядок. Я не ждала зрителей.

— Это так здорово — вырваться из Лос-Анджелеса и вернуться в страну, где женщины выглядят как женщины! — В его голосе звучит восторг. Сильный восторг. — Как мне нравятся все эти здешние «сиськи-и-попки»! Это намного здоровее, чем иметь дело с голливудскими красотками среднего возраста с препубертатными телами. Поправляйте все, что желаете!