Тайная война воздушного штрафбата - [2]

— Там, в небе, твои друзья, — пояснил пожилой воин и зачем-то начал закатывать рукав на своей правой руке.

С невозмутимым видом он продемонстрировал Игорю своё волосатое предплечье, на котором красовались сразу трое наручных часов. Это были наградные хронометры марки «Ракета». Они принадлежали товарищам Игоря по экипажу.

Нефёдов понял, что над ним снова зло пошутили. Между тем на невозмутимом лице старого сатира появилась ухмылка, сначала скорее сочувственная, затем ироническая, насмешливая — во все лицо. Наконец он зло захохотал вместе со всеми над доверчивым сопляком, который понадеялся, что кто-то здесь посочувствует его положению. Оказывается, за коротким диалогом русского с седоволосым притворщиком незаметно следила вся команда и даже командир небольшого подразделения. Под одобрительные возгласы дружков седоголовый со злорадной гримасой зарычал на пленника:

— Дерьмо! Скоро ты тоже сдохнешь и отправишься на небо к своим дружкам.

До Игоря наконец в полной мере дошло, что под его прежней жизнью подведена жирная черта. Отныне ему будет отказано в таком естественном для каждого свободного человека праве, как планирование своей жизни на обозримую перспективу. В любой момент пленника могут покалечить в наказание или просто так, убить или перепродать новому владельцу…

С первыми розовыми лучами восходящего солнца вертолёт приземлился на площади какого-то города. Игоря вытащили из вертолёта. Охотников встречал всего один невысокий худенький паренёк в шортах и пластмассовых шлёпанцах. Но по тому, как сразу защёлкали автоматными затворами его конвоиры, Нефёдов почувствовал, что взявшие его в плен головорезы отчего-то занервничали при виде этого дистрофика с костлявыми узкими плечами и ножками-спичками, торчащими из раструбов линялых шорт.

Конечно, пленник не мог знать, что подкупленный пилот вертолёта захватившей его охотничьей команды незаметно для своего командира изменил маршрут и приземлился там, где ему было велено. Это было проклятое место. Меньше ста лет назад здесь располагался один из крупнейших в Африке рабовладельческий рынок. Удачливые военные вожди и перекупщики-арабы приводили сюда пленников из глубины материка и продавали «чёрное дерево» заморским купцам, а те набивали «живым товаром» трюмы своих кораблей и отправлялись совершать выгодные сделки с владельцами американских хлопковых плантаций и богатеющими на невольниках арабскими шейхами. Менее чем за сто лет здесь было продано более миллиона человек. О прежнем назначении площади напоминали массивные ржавые цепи, подвешенные на вбитом посередине высоком деревянном столбе.

Теперь здесь снова решалась судьба невольника.

— …Ты же знаешь, Темба, я мелочью не занимаюсь, — с улыбкой Чеширского кота вкрадчиво пояснял двухметровому спецназовцу «дышащий ему в пупок» паренёк. — Мой клиент заплатит тебе за этого русского очень хорошие деньги. Тридцать тысяч «зелёных» тебя устроит?

— А сколько возьмёшь ты, Гермес? — насупленно глядя во влажные глаза тщедушного скользкого прохвоста, издал хрипло-басовитый рокот человек-глыба.

— Я всегда работаю за скромные пятнадцать процентов. Мой клиент также охотно примет тебя с твоими людьми к себе на службу. Разве Морган платит тебе столько, сколько ты стоишь?

Предводитель охотников шумно втянул в себя содержимое собственной носоглотки и презрительно харкнул в лицо торгаша. Затем спецназовец резким движением выдернул заткнутый под погон куртки зелёный берет, чтобы гордо увенчать им свою бритую голову. Всею своей грубой, но прямой солдатской душой потомок древнего воинского рода презирал представителя одной с ним расы, у которого из-под застиранной джинсовой кепки пучками гнилой соломы торчали крашенные перекисью водорода под «европейкость» курчавые волосы. Этот аферист стыдился только цвета своей кожи, а в остальном был готов на любые услуги тому, кто заплатит больше. Оскорбить его было невозможно. Больше всего на свете Гермес стремился заработать достаточно денег для переезда туда, где люди белой расы станут чистить ему ботинки на улице. И где он сможет, не вынимая изо рта сигару с золотым ободком, лениво рычать на светлокожих подчинённых и щипать за упругую задницу голубоглазую секретаршу, которая в ответ не назовёт его грязным нигером, а одарит милой кокетливой улыбкой. Ради такой мечты можно пережить даже плевок в лицо.

— Мне не нужен новый хозяин, — жёстко ответил командир охотников, посягая таким образом на заветные мечты молодого дельца. — И ври кому-нибудь другому про свои пятнадцать процентов. Такая каналья, как ты, Гермес, меньше чем за пятьдесят штук не вышмыгнет из своей вонючей норы.

— И всё-таки не спеши говорить «нет», подумай, — утеревшись, и глазом не моргнул «обаяшка», — я ведь предлагаю тебе действительно хорошую цену.

Разговор замкнулся в кольцо. Торговец снова и снова повторял на разные лады своё предложение, но профессиональный воин не желал ничего слушать. Темба был не просто наёмником. У него имелись собственные представления о воинской чести. В конце концов командир спецназовцев стал смотреть на торгаша, уже двадцать минут талдычащего ему об одном и том же, как на идиота. Он не убивал его только потому, что, как и многие в этом городе, иногда брал у Гермеса деньги в долг на поход к элитным проституткам в «Салон Мэри» — элитный бордель, предназначенный только для высших чиновников и высокооплачиваемых белых наёмников. Даже будучи командиром элитного спецподразделения, Темба вынужден был покупать заветный билетик за огромные деньги у таких прохвостов, как этот Гермес.