Тайная вечеря - [29]

— Именно!

— Например... семь окон? Семь круглых окон?

— Это был бы неплохой вариант. Но я увековечил бы себя в одной из фресок, украшающих церковь. Это позволило бы передать больше нюансов, чем ряд окон. Чем больше элементов удается поместить на некотором участке пространства, тем большую гибкость обретает искусство запоминания. Да и, честно говоря, фасад Санта Мария несколько простоват для подобной цели.

— Вы в самом деле так считаете?

— Это так и есть. Кроме того, число семь подлежит множеству интерпретаций. Это поистине священное число. Оно постоянно упоминается в Библии. Мне не пришло бы в голову использовать такое неоднозначное число, чтобы скрыть мое имя.

Похоже было, что Банделло говорил искренне.

— Давайте условимся, — неожиданно для меня произнеc он. — Я доверю вам загадку, над которой сейчас трудится наша община, а вы меня посвятите в вашу. Уверен, мы сможем быть полезны друг другу.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как принять его предложение.

18

Быстрым шагом мы прошли мимо главного алтаря, оставили позади хоры и галерею, где завершалась подготовка к похоронам донны Беатриче, и направились по длинному коридору к Галерее Мертвых. Аскетическую атмосферу монастыря подчеркивали темные кирпичные стены и безукоризненной формы гранитные колонны, выстроившиеся вдоль вымощенных, плотно подогнанных друг к другу плит коридоров. По пути к загадочному месту назначения брат Виченцо подал знак отцу Бенедетто, одноглазому переписчику, который, по своему обыкновению, бесцельно бродил по галерее, уткнувшись в молитвенник.

— Что? — проворчал он в ответ. — Очередной визит к Opus Diaboli? Лучше бы вы заново оштукатурили всю стену!

Приор, исполнившись важности, предложил его сопровождать. Он хотел мне что-то показать. И поскорее.

— Прошу вас, брат! Пойдемте с нами, — распорядился приор. — Нашему гостю хотелось бы послушать истории о нашем монастыре, а вы знаете о нем больше кого бы то ни было. Вы старожил нашей общины, пожалуй, вы даже старше этих стен.

— Так, значит, истории?

Единственный глаз старика засветился от волнения при виде моей заинтересованности. Я был совершенно очарован этим человеком, который, казалось, наслаждался тем, что предъявлял миру свое уродство. Он с гордостью демонстрировал рану, зияющую на его лице вместо жизненно важного органа.

— Конечно же, у нашей обители богатая история. К примеру, известно ли вам, почему мы называем этот дворик Галереей Мертвых? — принялся вопрошать присоединившийся к нам переписчик. — Это очень просто. Здесь мы предаем земле наших братьев. Они покидают этот мир так же, как и приходят в него — без почестей и мемориальных плит. Никакой суетности. Только сутана нашего ордена. Однажды настанет день, когда весь двор будет засеян костями.

— Это ваше кладбище?

— Нечто большее. Это преддверие небес.

Банделло подошел к огромной двустворчатой двери.

Она выглядела весьма внушительно и была заперта на увесистый железный замок. Настоятель проворно отпер его одним из ключей, которые я приметил еще наверху. Мы с Бенедетто переглянулись. Мой пульс участился. Я почувствовал, что это именно то, что хотел показать мне приор. Я знал об этом еще от брата Александра и, конечно, подготовился к великому моменту. За дверью находилось просторное помещение знаменитой трапезной Санта Мария делле Грацие, которая располагалась непосредственно под библиотекой, но доступ туда был ограничен по просьбе Леонардо. Насколько мне было известно, здесь же размещалась и главная причина моего пребывания в Милане, ранее подтолкнувшая Прорицателя к написанию его зловещих писем.

Меня одолели новые сомнения — а что, если мы с Банделло, не подозревая об этом, пытаемся разгадать одну и ту же загадку?

— Если бы это помещение уже было освящено, — приор торжественно распахнул дверь, — то вначале следовало бы вымыть руки, а вы вообще не могли бы сюда войти без моего разрешения...

— Но оно не освящено, — проворчал одноглазый.

— Пока нет. Но святая атмосфера все равно проникает в душу.

— Святая атмосфера! Вздор!

Мы переступили порог.

Как я и предполагал, мы оказались в будущей трапезной монастыря. Нас окружили сумрак и холод. Холсты с этюдами подпирали стены и царили над хаосом. Повсюду валялись веревки, кирпичи, ширмы, ведра, и (чего я никак не ожидал увидеть) стоял стол, накрытый белой льняной скатертью и полностью сервированный к завтраку. Он привлекал к себе внимание — этот единственный островок порядка среди запустения, дышавшего изо всех углов. Ничто не указывало на то, что стол когда-либо использовался по назначению. Тарелки и остальную утварь покрывал многонедельный слой пыли.

— Умоляю, не обращайте внимания на плачевное состояние нашей трапезной, брат Августин, — говорил Банделло, подобрав сутану и пытаясь обойти один из холстов. — Когда-то здесь мы будем принимать пищу. Можете себе представить, это продолжается почти три года. Маэстро Леонардо держит трапезную под замком, не позволяя никому сюда входить до окончания работ. Тем временем наша мебель гниет вон в том углу. Вся эта грязь и отвратительный запах краски...

— А я ведь вам говорил, что это ад! Сущий ад, со своим собственным дьяволом и прочими...