Тайная вечеря - [50]
Он замер, напрягшись. В больших стеклянных плитах отражался мир: соседние здания, запруженная машинами площадь, прохожие, облака и даже он сам, медленно прихлебывающий воду из высокого стакана. В доме было три входа. Тот, что слева, вел в книжный магазин. Правый — в кафе; снаружи перед кафе, как и там, где он сидел, стояли столики. Значит, самый главный вход — посередине. Но возле него ничего не происходило. Он знаком попросил официанта принести еще воды и дал понять, что сейчас вернется. Пересек площадь и толкнул стеклянную дверь. Дверь поддалась. С бьющимся сердцем вошел в просторный вестибюль. Пусто. Внезапно сбоку, из окошечка, которого он не заметил, донесся женский голос:
— Вы к кому? А, небось на фотосессию! На Тайную вечерю. — Она усмехнулась. — Так это надо сзади, через проходную. Обойдите вокруг, — показала она рукой. — Только вы рановато пришли, нынче все опаздывают! Сущий Армагеддон, — она сокрушенно покачала головой.
Он вернулся за столик, весь дрожа. Женщина, должно быть, посвящена в тайну и дала ему это понять. С какой бы еще стати она стала произносить такие слова, как «Тайная вечеря» или «Армагеддон»! Значит, он попал в нужное время в нужное место — не зря же она добавила: «Нынче все опаздывают». Не допив второго стакана, он расплатился и свернул в узкий переулок, в самом начале которого наткнулся на общественный туалет, куда и зашел — всего на минутку задержался у писсуара.
Нужную дверь он узнал без труда. Через нее постоянно кто-то входил или выходил. Чтобы удобнее было наблюдать, он перешел на другую сторону улочки и присел на каменную оградку вокруг пожолкнувшего от собачьей мочи газона.
Сейчас он был спокоен. Время уже не тянулось еле-еле, а голубой шарик, который он держал на веревочке в правой руке, легонько покачивался от слабых дуновений ветра. Единственное сомнение касалось стеклянного дома. Стеклянным он был с той стороны, которая выходила на площадь, а здесь стену из песчаника начиная со второго этажа всего-навсего прорезали ряды узких окошек. Но раз женщина открыла ему секрет, наверняка все так и было задумано. Он чувствовал, что великая минута близится, что вот-вот его подхватит высоченная волна и унесет, куда он пожелает.
Ты, конечно, догадываешься, что уже скоро он увидит входящих в театр через служебный вход приглашенных Матеушем гостей и узнает в Бердо смешного человека, который пару часов назад кружил, как шмель, возле базилики Пресвятой Девы Марии. А также не знакомых ему — но знакомых тебе — Выбранского, Леваду и Семашко — и еще нескольких человек, которым в этой хронике будет посвящено всего два-три слова. И конечно же, ты верно предполагаешь, что тому, кто в этой главе назван Двенадцатым, я уделю еще пять минут. Но не бойся — оружием, что лежит в правом кармане элегантного пиджака, он за длинным столом на театральной сцене не воспользуется.
«А если не там, то где?» — догадываюсь, спросишь ты. Законный вопрос! Я отвечу тебе, но позже. И так уже, сопутствуя Двенадцатому, я немного опередил события. Хроника — это хроника. Придется вернуться на несколько часов назад: Бердо как раз выходит из Свободного университета, Левада только еще подъезжает к первому из трех наших городов над заливом, Выбранский застрял в пробке, а Семашко, войдя в кафе «Маска», видит Инженера, который условился встретиться здесь с Выбранским и уже тридцать минут напрасно его ждет. Раздраженный и злой — как всегда. Что же касается шарика в руке Двенадцатого — это не сентиментальная выдумка хроникера, а факт. Все, кто запечатлен на фотографии, потом спрашивали: почему он пришел с шариком? Даже если он псих — а кто, как не псих? — надо полагать, знал, зачем идет в театр, но шарик оставить в проходной не захотел. Почему? Послушай, что было дальше.
Глава VII,
где речь пойдет о множестве важных вещей: например, о деятельности Инженера на художественном поприще и его споре об искусстве с Семашко, а также о свитке Захарии в костеле ксендза Монсиньоре; начнем мы, однако, с Левады, который…
…не мог налюбоваться красивым лицом случайной попутчицы, попросившей ее подвезти. Было в ней что-то девичье, хотя, пожалуй, тридцать уже стукнуло. Когда она задавала ему вопросы, в глазах вспыхивали яркие искорки.
— А вы кем бы предпочли быть: Иоанном или Петром? Вашему другу, художнику, следовало бы заранее всем сказать. Думаю, позировать, даже для фотографии, легче, зная, кем ты будешь. Да и вообще, зачем сейчас рисовать Тайную вечерю? Кому это интересно?
В ответ на последний вопрос Левада только пожал плечами. А вот на предыдущий ответить смог.
— Сегодня никто не перечислит всех двенадцати апостолов, даже если очень постарается. И с восьмерыми-то без шпаргалки не обойтись. Попробуйте сами.
Она, смеясь, загибала пальцы на правой руке.
— Сейчас, сейчас, значит, так: Симон, Петр, Иоанн, Андрей, Иаков. Ну вот, уже пятеро!
— Четверо. — Он переключил скорость. — Симон и Петр — один и тот же человек. Если вы имели в виду того самого Симона.
— Серьезно? — она не пыталась скрыть удивление. — А что, был еще другой?
— Симон Ревнитель, или Зелот.
— Да вы ксендз, а не врач! И все эти сорок километров меня обманывали. Что дальше?
Павел Хюлле (р. 1957) – один из лучших писателей современной Польши, лауреат множества литературных премий. Родился в Гданьске, там же окончил университет по специальности «польская филология», преподавал, работал журналистом. Занимал пост секретаря пресс-бюро независимого профсоюза «Солидарность», директора гданьского телецентра, в настоящее время ведет регулярную колонку в «Газете Выборча». Пишет мало (за двадцать лет – три романа и три сборника рассказов), но каждая его книга становилась настоящим литературным событием.Наиболее показательным в его творчестве считается дебютный роман «Вайзер Давидек», удостоенный массы восторженных отзывов, переведенный на многие языки (на английский книгу переводил Майкл Кандель, постоянный переводчик Ст.
Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.
В седьмом номере журнала «Иностранная литература» за 2013 год опубликованы фрагменты из книги «Дриблингом через границу. Польско-украинский Евро-2012». В редакционном вступлении сказано: «В 2012 году состоялся 14-й чемпионат Европы по футболу… Финальные матчи проводились… в восьми городах двух стран — Польши и Украины… Когда до начала финальных игр оставалось совсем немного, в Польше вышла книга, которую мы сочли интересной для читателей ИЛ… Потому что под одной обложкой собраны эссе выдающихся польских и украинских писателей, представляющих каждый по одному — своему, родному — городу из числа тех, в которых проходили матчи.
В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы».
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
Анджей Стасюк — один из наиболее ярких авторов и, быть может, самая интригующая фигура в современной литературе Польши. Бунтарь-романтик, он бросил «злачную» столицу ради отшельнического уединения в глухой деревне.Книга «Дукля», куда включены одноименная повесть и несколько коротких зарисовок, — уникальный опыт метафизической интерпретации окружающего мира. То, о чем пишет автор, равно и его манера, может стать откровением для читателей, ждущих от литературы новых ощущений, а не только умело рассказанной истории или занимательного рассуждения.
Войцех Кучок — поэт, прозаик, кинокритик, талантливый стилист и экспериментатор, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Нике»» (2004), полученной за роман «Дряньё» («Gnoj»).В центре произведения, названного «антибиографией» и соединившего черты мини-саги и психологического романа, — история мальчика, избиваемого и унижаемого отцом. Это роман о ненависти, насилии и любви в польской семье. Автор пытается выявить истоки бытового зла и оценить его страшное воздействие на сознание человека.
Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.
Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.