Тайная стража России. Книга 3 - [92]

.

Юровский пришел к заключению, что необходимо уступить. Он поставил при этом лишь два условия: первое, что будет оказана помощь в составлении показаний; второе, что будет возвращен в ЭКУ. Эти условия были приняты. Первое выполнено, второе нарушено в середине октября 1930 г.

Показания Юровского в Секретном отделе совпадали по содержанию с теми, которые были получены от других обвиняемых. Его показания составлялись на основании тех сведений, которые он узнавал во время допросов. Он отмечал важнейшие из них на листке бумаги, а затем в камере эти записи облекались в соответствующую форму.

Юровский уже не оказывал сопротивления. Он противился лишь одному: не хотел признавать себя вредителем. К тому же Агранов и не настаивал на таком признании. Позже, после перехода в ЭКУ, он бросил всякое сопротивление и в этом вопросе.

В начале октября 1930 г. следствие, как сказал Агранов, приближалось к концу. Условились, что в ближайшие дни Юровский напишет декларацию о своем отношении к советской власти. Это должно стать последней фазой следствия. Однако ночью 12 октября 1930 г. его вновь вызвали в Экономическое управление.

«В ЭКУ обстановка тотчас изменилась к худшему. Мне было объявлено, что следствие в Секретном отделе раскрыло лишь ничего не стоящий идеологический вздор, что теперь его поведут по-иному и со мной не будут больше “церемониться”. Для того чтобы побудить меня давать новые показания, меня лишили сперва свиданий и переписки с женой, затем — бумаги и чернил, которыми я пользовался в камере для своей работы. Пом. нач. ЭКУ Гай воздействовал на меня угрозами ареста моей жены, а ст. уполномоченный Н.Ф. Гарнич объяснял мне, что такая мера представляет собой следственный метод получения показаний. Зам. нач. ЭКУ т. Молочников указывал мне, что мне не забудут моего сопротивления и что я подготовляю себе участь лиц, расстрелянных по делу пищевиков»[357].

Возобновились ночные допросы, от которых Юровский был избавлен в Секретном отделе. Они были особенно тягостны потому, что перед арестом он тяжело болел и страдал от частых припадков головокружения, которые продолжались в тюрьме.

Юровский подчинился и дал показания, которые от него требовали. Дело доходило до того, что два протокола показаний были составлены в его отсутствие, ему было поручено переписать их. «После 42 допросов я заявил, что чувствую себя физически и психически изнуренным и прошу поставить мне необходимые вопросы и закончить следствие: дело в том, что мои показания признавались еще недостаточными. Наконец, 20 ноября днем я заявил допрашивавшему меня следователю (а меня допрашивали в ЭКУ в разной последовательности, порознь и совместно пять человек), что число припадков головокружения дошло у меня до шести в день. В ту же ночь я был вызван вторично, к нач. 7 отделен. ЭКУ т. М.О. Станиславскому, и мне было объявлено, что следственным властям дела нет до моего состояния, раз я не даю требуемых показаний, что следствию мои припадки не мешают. К этому моменту я был уже настолько подавлен, что изъявил согласие удовлетворить все требования. После этого были составлены протоколы об интервенции, о меньшевиках, о промпартии и блоке с ними, о повстанческих отрядах, о подготовке вооруженного восстания, о разрушении финансов и дезорганизации денежного обращения и т. д. и т. д.»[358].

Л.Н. Юровский

После этого сотрудничества возобновили свидания и переписку с женой, возвратили письменные принадлежности, улучшили пищевой режим, оказали врачебную помощь, организовали прогулки на автомобиле в Петровский парк и на Воробьевы горы, выдали по указанию ЭКУ двухмесячное жалованье.

Вот таким образом секретный отдел совместно с Экономическим управлением начал раскрывать контрреволюционную организацию — Трудовую крестьянскую партию, которая якобы ставила своей целью, ни много ни мало, свержение советской власти, реставрацию капитализма и установление буржуазно-демократической республики.

23 августа 1930 г. всем полномочным представителям и начальникам областных отделов ОГПУ за подписью председателя ОГПУ В.Р. Менжинского был направлен циркуляр за № 249. В нем сообщалось, что по результатам проведенного следствия Трудовая крестьянская партия была создана в Москве в 1925 г. Во главе ее стоял центральный комитет в составе профессоров Н.Д. Кондратьева (председатель ЦК), А.В. Чаянова, Н.П. Макарова, А.Г. Дояренко, А.А. Рыбникова и Л.Н. Литошенко, члена Коллегии Наркомфина СССР Л.Н. Юровского, заместителя председателя союза П.А. Садырина.

Организация имела разветвленную сеть своих ячеек в Наркомземе РСФСР, Наркомфине СССР, Госплане СССР, Центральном статистическом управлении (ЦСУ), Московском обществе сельского хозяйства, в Тимирязевской сельскохозяйственной академии и др. Ячейки якобы были построены преимущественно по системе «пятерок» и строго законспирированы. ТКП имела целую сеть организаций на периферии. На Северном Кавказе, в Украинской ССР, Ленинграде, Омске, Самаре, Нижегородском крае, Иваново-Промышленной, Центрально-Черноземной и других областях СССР. Социальной опорой Трудовой крестьянской партии являлось кулачество и городская мелкая буржуазия.