Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм - [291]
Из приведенного высказывания видно, что Сталин, продолжая в общем-то доверять Молотову (в противном случае он давно бы с ним расправился), серьезно беспокоился, как бы того не использовали в антигосударственных целях «еврейские националисты», проникшие даже в семью старого соратника. Поэтому выглядят перевернутыми по смыслу с ног на голову слова, сказанные Молотовым через много лет:
«Она (Жемчужина. — Авт.) из-за меня пострадала… Ко мне искали подход, и ее, допытывали… чтобы меня, так сказать, подмочить»[1484].
Совершенно очевидно, что главным действующим лицом в этой жизненной драме был не Молотов, а Жемчужина, которую Сталин распорядился в конце января 1953 года доставить из кустанайской ссылки в Москву. Закодированная в оперативной документации как секретный «объект-12», она снова подверглась допросам, но только в связи с показаниями арестованных врачей Виноградова, Вовси и Когана, и от нее не домогались оговора того, с кем она формально была разведена. Как «еврейского националиста» МГБ арестовало 19 февраля бывшего советского посла в Великобритании И.М. Майского, который в 1943–1946 годах был заместителем Молотова в НКИД. По тому же обвинению были взяты под стражу и три работавших вместе с Майским в Лондоне сотрудника советского посольства, в том числе С.Н. Ростовский (Эрнст Генри). От них также не требовали компромата на Молотова. Поэтому сделанное спустя много лет Э. Генри в одном из интервью гипотетическое и не подкрепленное какими-либо доказательствами заявление о том, «что готовился процесс против Молотова и что его и нас вместе с ним спасла только смерть Сталина…»[1485] нельзя признать убедительным. Тем более, что, не успев начаться, следствие вдруг застопорилось. В последний раз Жемчужину вызвали на допрос 2 марта. Потом все неожиданно прекратилось.
ФИНАЛ «ДЕЛА» И РОЛЬ БЕРИИ.
Диктатор агонизировал, а его ближайшие соратники, деля между собой власть, с нетерпением ожидали логической развязки. И вот 6 марта ТАСС сообщил, что сердце гениального продолжателя дела Ленина перестало биться 5 марта в 21 час 50 минут. Похороны Сталина, сопровождавшиеся грандиозной давкой, унесшей жизни почти 400 человек, состоялись 9 марта. О процессе над врачами (даже закрытом) теперь не могло быть и речи. Может быть, потому, что «дело» было в значительной мере инспирировано в 1951 году Маленковым и Берией, стремившимися таким образом устранить Абакумова (но в дальнейшем оно «держалось» исключительно на Сталине), они нисколько не сомневались в его фальшивом характере. К тому же, видя в нем реальную угрозу общественной стабильности в стране[1486], преемники диктатора хотели как можно быстрей поставить на нем крест и отмежеваться от него. И тут инициативу взял на себя Берия, который, став первым заместителем председателя Совета министров СССР и министром внутренних дел СССР, уже 10 марта своим распоряжением выпустил Жемчужину на свободу[1487]. А через три дня он, не скрывавший уверенности в том, что «дело врачей» с самого начала было незаконным, приказал специально созданной следственной группе его пересмотреть. Это было нужно ему скорее всего для того, чтобы, публично продемонстрировав стремление к восстановлению попранной справедливости, укрепить свою популярность в народе, и прежде всего в среде интеллигенции, особенно тяжело пострадавшей в последние годы сталинского террора. Берия надеялся на повторение того положительного для него эффекта в общественном мнении, который имел место в конце 1938–1939 годов, когда он провел так называемую мини-реабилитацию, сменив на посту наркома внутренних дел патологически жестокого Ежова. К тому же, вскрывая беззакония, творившиеся в МГБ, Берия преследовал цель дискредитировать старое его руководство, особенно Игнатьева, и расчистить место для своих людей в этом ведомстве.
Арестованным врачам было предложено подробно изложить на бумаге претензии к следствию. Им дали понять, что новое руководство страны не сомневается в их невиновности и они должны помочь ему восстановить социалистическую законность. В результате все узники, ссылаясь на применение к ним физического и психологического насилия, отказались от прежних показаний, в которых обвиняли себя и своих коллег в тяжких преступлениях. Некоторые из них не только подвергли критике незаконные методы следствия, но и довольно искренне высказались о политике советского руководства в отношении евреев. Свое кредо по этому поводу изложил тогда и профессор Я.Л. Рапопорт, глубоко и оригинально мыслящий интеллектуал, автор интересных и объективных мемуаров о «деле врачей».
15 марта в надежде на лучшее будущее, но в то же время с очевидной опасливой оглядкой на остававшийся неизменным в основе своей режим он писал:
«С полным чистосердечием и полной искренностью излагаю обстоятельства дела такими, какими они были в действительности… Я лично никогда не допускал мысли, что политика ограничения в отношении евреев (наличие которой я признавал) обусловлена расистскими антисемитскими побуждениями. Я утверждал, что она вызвана недоверием к евреям вследствие их многочисленных родственных связей с зарубежным капиталистическим миром (особенно США и Израилем), что такая политика в известной мере оправдана соображениями охраны государственна безопасности СССР, особенно при большой насыщенности лицами еврейского происхождения ряда учреждений, в частности медицинских. Я считал также, что состав некоторых учреждений, в частности научно-медицинских, свидетельствует о наличии националистических тенденций в подборе кадров и представляет собой ненормальное явление. Однако эти соображения не устраняли чувства недовольства и обиды, особенно за молодежь, не имеющую никаких связей с еврейством и якобы вынужденную подвергаться различным ограничениям только в силу своего еврейского происхождения… В период формирования Государства Израиль я и мои единомышленники проявили большой интерес ко всем этапам и всем проявлениям борьбы этого государства за свою самостоятельность, мы следили за ней с чувством большой симпатии и испытывали чувство большой благодарности к советскому правительству за ту поддержку, Которую оно оказывало организации этого государства. Однако никто из моих собеседников (даже Этингер) не высказывал взглядов на Израиль как на вновь обретенную Родину, а в дальнейшем мне и моим близким друзьям (Ш.Д. Мошковскому и др.) стало совершенно очевидным, что в современном виде Израиль — игрушечная нежизненная марионетка американских империалистов, служащая их целям и осложняющая положение евреев в СССР…»
