Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм - [277]

«Мы тебя четвертуем, повесим, посадим на осиновый кол».

Начиная с 21 ноября, когда силы оставили профессора, он стал не читая механически подписывать составленные следователями протоколы, в которых с параноической настойчивостью проводилась идея о руководящей и направляющей роли американцев — разведывательных служб и сионистских организаций — в формировании заговора кремлевских врачей. За исходный пункт заокеанского влияния на всю эту историю было взято возвращение Михоэлса из пропагандистского турне по США. Первое конкретное задание Вовси якобы получил осенью 1946 года, когда Михоэлс, принимая его у себя дома на Тверском бульваре, приказал форсировать насаждение еврейских кадров в советской медицине. В развитие этого сюжета Вовси затем заставили «вспомнить», как в 1947 году он встретился в Боткинской больнице с профессором Шимелиовичем и тот изложил ему полученную из США директиву «Джойнта» о развертывании крупномасштабной акции по подрыву здоровья ответственных советских государственных и партийных работников. Причем Вовси заставили уточнить, что Шимелиович действовал при этом не как частное лицо, а как представитель ЕАК.

По воле следователей в ближайшие сообщники к Вовси попали профессора Б.Б. Коган и Я.С. Темкин. Они показали, что еще в 1946 году создали преступную группу, собравшись на квартире у Вовси, где признали необходимым солидаризироваться с американским и мировым еврейством и обсудили способы использования своей службы в ЛСУК в террористических целях. Правда, на первых порах в интересах соблюдения конспирации было решено действовать по возможности осторожно и осмотрительно, нанося дозированный вред номенклатурным пациентам, причем главным образом путем намеренно ошибочного диагностирования заболеваний и их неправильного лечения. В подтверждение этого мифического замысла была сочинена душераздирающая история о том, как Вовси и Коган, которые в разное время пользовали Г. Димитрова, страдавшего целым букетом хронических заболеваний, намеренно, в сговоре с другими «врачами-вредителями» скрыли стремительное развитие у больного такого грозного недуга, как цирроз печени, от которого тот, собственно, и умер в 1949 году.

Подобных «фактов» следствие сфабриковало во множестве. Вовси, который до 1949 года был главным терапевтом Министерства вооруженных сил СССР и потому консультировал, например, Ф.И. Толбухина, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.М. Василевского, Г.И. Левченко, Я.Н. Федоренко и других видных советских военачальников, вообще изображался диверсантом в белом халате, подрывавшим по заданию извне организационно-интеллектуальный потенциал вооруженных сил СССР. Кроме того, Вовси вменили в вину то, что под его началом профессора А.М. Гринштейн, А.И. Фельдман, Б.С. Преображенский, врач Г.И. Майоров и другие кремлевские медики, лечившие члена политбюро А.А. Андреева, намеренно лишили его работоспособности на длительный срок. И поскольку тому начиная с 1947 года в связи с сильными головными болями и бессонницей был действительно назначен вкупе с большими дозами снотворного прием кокаина, то доказывать ничего и не требовалось — «вредительское» лечение являлось как бы самоочевидным. При этом следствием игнорировался тот факт, что в 1951 году самочувствие Андреева значительно улучшилось и он прекратил прием наркотика.

От допроса к допросу фантазия следователей становилась все более необузданной. Законы детективного жанра, в рамках которого по сути велось расследование, требовали от сочинителей с Лубянки все более крупных разоблачений и бередящих воображение фактов. И вот уже на «ближнюю» дачу главного вдохновителя этого творчества направляются протоколы допросов, в которых от имени Вовси и Когана утверждалось, что в июле 1952 года, они, будучи изгнанными из Кремлевской больницы, договорились направить все свои усилия на умерщвление непосредственно Сталина, Берии и особо ненавидимого ими Маленкова, которого считали главным вдохновителем антисемитского курса в стране. В качестве основного исполнителя этого дьявольского плана был Намечен Виноградов, продолжавший работать в ЛСУК. Однако коварному замыслу «врачей-террористов» не суждено было сбыться. По примитивной версии следствия, это произошло потому, что «заговорщикам» не удалось окончательно договориться о деталях «операции»: в августе Вовси уехал в отпуск, а когда возвратился в Москву, то не смог встретиться с Виноградовым, который, наоборот, отбыл на отдых, а потом был арестован. Такое неожиданное для злоумышленников развитие событии и решительность действий напавших на их след чекистов, как особо отмечалось в материалах следствия, привели Вовси и его сообщников в истерическое неистовство, под воздействием которого они будто бы решили прибегнуть к крайним мерам: стали готовиться к вооруженному нападению на правительственные автомашины в районе Арбата. Но и тут бдительные «органы» оказались на высоте и в самый критический момент обезвредили преступников, устранив угрозу безопасности вождя и его соратников[1426].

ТАЙНОЕ «ДЕЛО» ПЕРЕРАСТАЕТ В ОТКРЫТУЮ АКЦИЮ.

Резонно задаться вопросом, верил ли сам Сталин во все эти бредни? Думается, что скорее да, чем нет. И вот почему. Существуют многочисленные свидетельства того, что к концу жизни диктатора его личность под влиянием общего старения организма, серьезных хронических заболеваний (гипертония, атеросклероз сосудов мозга) и постоянных психологических стрессов в значительной мере деформировалась. Он все чаще уединялся; боясь выпустить власть из слабеющих рук, стал крайне подозрительным, в том числе по отношению к тем, кто входил в его ближайшее окружение. Даже к своим детям, которые, впрочем, мягко говоря, не радовали его идеальным поведением, он испытывал все меньше доверия. Встречи диктатора с сыном Василием, которого он в августе 1952 года за пьянку и хозяйственные злоупотребления сместил с поста командующего ВВС Московского военного округа, а также с дочерью Светланой, чей брак с Юрием Ждановым развалился в конце 1951-го, становились все реже и реже. Вспоминая потом это время, Светлана Аллилуева так писала о своем отце: