Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм - [269]

«РЮМИНСКАЯ СИСТЕМА» ДОКАЗАТЕЛЬСТВ.

Первым делом в МГБ была создана специальная следственная группа, которая начала повальную проверку всего медицинского персонала, работавшего в то или иное время в Лечебно-санитарном управлении Кремля (ЛСУК). При этом тщательным образом были изучены поднятые из архива данные агентурных наблюдений, фонограммы тайного прослушивания в квартирах и служебных кабинетах врачей, истории болезней. 1 сентября 1951 г. из пересыльного лагеря на Дальнем Востоке был возвращен в Москву ранее осужденный приемный сын Этингера Яков, от которого стали добиваться показаний, подтверждавших вовлеченность его отчима во «врачебный заговор». К тому времени уже несколько месяцев проводились интенсивные допросы еще одного действующего лица этой тюремно-следственной драмы — врача С.Е. Карпай, которую арестовали как скрытую террористку 16 июля. Будучи до 1950 года заведующей кабинетом функциональной диагностики Кремлевской больницы, она в 1944–1945 годах средствами электрокардиографии контролировала сердечную деятельность Щербакова и Жданова. Несмотря на оказанное на Карпай сильное давление, она мужественно держалась на допросах и решительно отрицала инкриминировавшееся ей заведомо неправильное диагностирование заболевания. В течение нескольких месяцев отказываясь подписывать сфальсифицированные признания во вредительстве, эта сильная духом женщина затянула следствие, и тем самым отодвинула на более поздний срок аресты других врачей, что помогло им потом выжить. Однако такое поведение ей дорого обошлось; пытки пребыванием в сырой и холодной камере подорвали ее здоровье и привели к заболеванию астмой, которая свела в могилу эту еще нестарую женщину спустя два года после освобождения из тюрьмы.

Поскольку Карпай категорически отрицала свою вину в смерти Щербакова, Рюмин попытался уличить ее в намерении приблизить кончину другого покойного соратника Сталина — «всесоюзного старосты» М.И. Калинина. Но и этот ход не удался. Неуступчивая подследственная объяснила на допросе, что была лечащим врачом Калинина с января 1940 по июнь 1942 года, то есть задолго до того как 10 июня 1944 г. профессором А.Д. Очкиным ему была сделана операция, выявившая рак кишечника. Конкретно тогда обнаружили злокачественную опухоль сигмовидной кишки, причем в очень запущенном состоянии. Новообразование достигло размера 4x5 см, и метастазы проникли уже в печень и лимфатические железы. Поэтому хирург не решился на радикальное удаление опухоли, а в обход ее соединил непораженные болезнью участки кишки, предотвратив тем самым ее непроходимость. После этого Калинин прожил еще два года и умер в июне 1946-го, когда разросшаяся опухоль наглухо сдавила артерию в кишечнике.

Правда, Карпай сообщила, что когда в июне 1942 года она предложила провести тщательное обследование Калинина (тот жаловался на боли в кишечнике), профессор В.Н. Виноградов — главный терапевт ЛСУК ограничился назначением клизмы, диеты и медикаментозного лечения.

Подобные показания открывали Рюмину ту лазейку, через которую он стремился проникнуть в самую сердцевину «заговора» придворных врачей. Ведь Виноградов был самым авторитетным и маститым из них и лечил не только всех членов политбюро, но и самого Сталина, которого, к примеру, в 1943-м сопровождал в поездке в Тегеран на встречу «большой тройки». Полным доверием вождя Виноградов пользовался вплоть до начала 1952 года. Согласно истории болезни Сталина, в последний раз профессор осмотрел его 19 января и скорее всего именно тогда, обнаружив значительное ухудшение здоровья у своего пациента (высокое артериальное давление, чреватое новым инсультом), порекомендовал для восстановления сил временно отказаться от активной деятельности. Вряд ли какие-либо другие чувства, кроме бурного приступа гнева, мог вызвать у Сталина подобный медицинский вердикт, который был воспринят им не только как свидетельство неспособности врачей поддерживать и далее его работоспособность, но и как замаскированная попытка враждебных сил отстранить его от верховной власти. Ведь во все времена и у всех народов дряхлевшие тираны, постоянно трепеща за свою жизнь, склонны были видеть в пользовавших их врачах тайных отравителей, нанятых соперниками в борьбе за власть. Поэтому Сталин не только отдалил от себя старого профессора[1409], но с этого времени вообще стал избегать контактов с профессиональными медиками. Правда, в связи с возникшим насморком небольшое исключение было сделано для профессора-отоларинголога Б.С. Преображенского, который продолжал пользовать правителя вплоть до 17 апреля[1410].

Подозрительность к лейб-медикам, которая прежде лишь изредка тревожила быстро деградировавший мозг диктатора, таким образом, превратилась в постоянный и неизбывный страх. Он не только разочаровался в возможностях современной ему медицины, более того, в нем стала расти уверенность в том, что истинными виновниками его нездоровья являются пользующие его врачи. В конце концов болезненной фантазией Сталина был сотворен, как некий гомункулус, заговор врачей, который стал в его воображении стремительно разрастаться в стоглавую гидру. Уверенный в том, что ему удалось и на сей раз раньше других распознать тайные козни врагов, диктатор считал необходимым сначала убедить своих соратников и весь народ в существовании действительной опасности для государства, а потом железной рукой ликвидировать ее, стяжав, как это было неоднократно прежде, лавры победителя. Это была последняя роль, которую Сталин, несмотря на старость и обременявшие его болезни, собирался сыграть, уходя с политической сцены. И чтобы лебединая песня получилась достойной великого мастера политического театра, тот готов был не пожалеть остававшихся у него сил и энергии, ибо, как писал Милован Джилас, он так искренне переживал каждую из своих ролей, что казалось, будто в этом нет притворства