Тайная история - [26]

Не просто изображение, а ощущения. Почти эмоции. Холодная древесина каким-то образом помнила тепло. Этот костер в реальном мире был мертв, но он желал снова разгореться.

Это было странное ощущение − понимание того, что у поленьев могут быть желания. Пламя обеденного костра горело долгие годы и кормило семьи многих скаа. Бесчисленные поколения сидели перед углублением в полу и практически постоянно поддерживали огонь. Они смеялись, наслаждаясь короткими моментами счастья.

Огонь даровал им эти мгновения и жаждал делать это и дальше. К сожалению, люди ушли. Кельсер обнаруживал все больше и больше покинутых деревень. Пеплопады продолжались дольше обычного, а временами Кельсер ощущал, как даже в его реальности дрожит земля. Землетрясения.

Он мог кое-что дать этому костру. «Гори снова, − сказал он ему. − Снова будь теплым».

В физической реальности это было невозможно, но здесь что-то могло проявиться. Огонь на самом деле не был живым, но люди, когда-то обитавшие тут, воспринимали его почти как живого. Знакомого, теплого друга. «Гори…»

Из его пальцев вырвалась вспышка, и, распространяясь по рукам, появилось пламя. Кельсер поспешно выронил его и шагнул назад, ухмыльнувшись потрескивающему огню. Он был очень похож на тот костер, который забрали с собой Наж и Крисс. Вместе с танцующими язычками пламени сами собой появились поленья.

Костер. Он соорудил костер в мире мертвых. «Неплохо», − подумал Кельсер, становясь на колени. Глубоко вздохнув, он сунул руку в огонь и, взяв из середины полено, сжал его в кулаке, захватывая клуб тумана, который составлял сущность этого костра. Костер сложился и исчез.

Кельсер держал в ладонях сгусток тумана. Он ощущал его так же, как и землю под ногами. Упругий, но достаточно реальный, если не сжимать его слишком сильно. Он спрятал сущность костра в карман, практически уверенный в том, что тот не вспыхнет, пока ему не будет приказано.

Оставив лачугу скаа, он вышел в поселок. Ему не доводилось бывать здесь прежде − они с Геммелом никогда не заходили так далеко на запад. Поселок состоял из странных прямоугольных зданий, низких и приземистых, зато каждое окружал большой двор. Кельсер зашел за одно из них и оказался на улице, проложенной между десятком похожих лачуг.

В общем, скаа здесь жилось лучше, чем во внутренних доминионах. Но это было все равно что сказать, будто участь утонувшего в пиве человека лучше, чем утонувшего в кислоте.

С неба сыпался пепел. Хотя в первые дни в когнитивной реальности Кельсер не мог этого видеть, позже он научился различать пеплопады. Он перешел на бег. Вокруг валил пепел, и некоторые хлопья проходили сквозь Кельсера, отчего у него создавалось впечатление, что он сам был пеплом. Выжженной оболочкой, трупом, который сгорел до уголька, гонимого ветром.

Он проходил по чересчур большим сугробам пепла, который не должен был падать здесь так сильно. Пепельные горы далеко, а из своих путешествий он помнил, что пеплопады здесь случаются только раз или два в месяц. По крайней мере, так было до пробуждения Разрушителя. Здесь еще попадались живые деревья, их души проявлялись крошечными завитками тумана, светящимися, как и души людей.

Он догнал людей, идущих по дороге на запад, к городам на побережье. Похоже, их аристократия уже сбежала в том же направлении, напуганная внезапным усилением пеплопадов и другими признаками разрушения. Проходя мимо людей, Кельсер протянул руку, касаясь их, чтобы получить представление о каждом.

Молодая мать, припадая на поврежденную ногу, несет новорожденного, прижимая его к груди.

Старуха, сильная, потому что старой скаа нужно быть сильной. Слабых бросают умирать.

Веснушчатый молодой человек в нарядной рубашке, скорее всего, украденной в особняке лорда.

Кельсер искал безумцев или сумасбродов. Он убедился, что такие типы часто могут слышать его, хотя для этого не всегда нужно быть по-настоящему сумасшедшим. Похоже, многие неспособны разобрать отдельные слова из его речи, а воспринимают ее как иллюзорный шепот. Как отголоски.

Кельсер увеличил скорость, оставив горожан позади. По свету тумана под ногами он мог сказать, что это пригодная для путешествий территория. За долгие месяцы бега он пришел к пониманию когнитивной реальности и в какой-то степени принял ее. В беспрепятственном прохождении сквозь стены есть определенная свобода. Можно подглядывать за людьми и тем, как они живут.

Но он был так одинок.

Он постарался не думать об этом и сосредоточился на беге и ждущих впереди задачах. Из-за того, что время здесь проходило незаметно, у него не возникало ощущения, что минуло много месяцев. И это было гораздо лучше того сводящего с ума года, когда он был заперт в Источнике.

Но Кельсер скучал по людям. Он нуждался в людях, беседах, друзьях. Без них он чувствовал себя опустошенным. Он что угодно отдал бы за то, чтобы Охранитель, даже теряющий рассудок, появился здесь и поговорил с ним. Он с радостью приветствовал бы даже вторжение в эти пустынные земли беловолосого Странника.

Он старался найти какого-нибудь сумасшедшего, чтобы пообщаться хоть с кем-то живым, даже если это будет совершенно бессмысленно.