Тайная Доктрина дней Апокалипсиса. Книга 5. Теория системы гармонизации личности и здоровья - [12]

Внушаемость и потребительское отношение человека к Жизни противопоставляет его Ей. Нам подобное поведение людей понятно. Они не видят иного пути достижения успеха в своей жизни кроме навязанного социумом обмана, иллюзий и лжи. Доказательством может служить восприятие людьми способа выживания и достижения успеха (универсального на все времена), указанного в нашей Доктрине и Системе. Борьба противоположностей между человеком, Сознание которого ориентировано на принятие обмана и иллюзий, а также способов организации деятельности по их реализации, и тем способом, который предлагается в Доктрине, приводит к тому, что последний является для них слепой зоной. Даже если кто-то и пытается проникнуть в эту зону, то страх и ужас, состояние инертности и бездействия парализуют его разум, а, следовательно, блокируют желание пройти весь путь до конца. Человек вновь возвращается в состояние привычного обмана, лжи и лицемерия. Именно поэтому мы неустанно повторяем, что выполнение всех рекомендаций данных в Доктрине, — показатель зрелости Души и Сознания (мировоззрения) человека, решившего встать на Путь Эволюции.

Правда, многие, чтобы не совершать ошибок и создать иллюзию выхода из мира осознанного обмана, показывая всем «я хороший, я к заведомому обману не имею никакого отношения, наоборот, я делаю только добрые дела, я честен», пытаются взять курс на недеяние и отойти от мирских дел и забот, фактически, став отшельником. Это тоже своего рода уход от Жизни, а потому ни Тонким Миром, ни Богом, ни самой Жизнью не приветствуется. То, что люди, словно улитка спрятались от Жизни, свидетельствует следующая статья:

Наша трусость (статья из газеты)

«Алло, это «Известия»? У нас тут власти беспредел творят, приезжайте, напишите расследование». — «Хорошо, приедем, тема интересная. Соберите людей, пусть все расскажут». — «Рассказать-то мы расскажем, только вы наши фамилии не упоминайте». — «А как вы тогда представляете себе наше расследование? Мы должны назвать ваших чиновников негодяями, опираясь лишь на информацию из «неназванных источников»? Так не бывает». — «Ну, вы понимаете, нам тут еще жить». — «Так вы определитесь: вам тут еще жить при нынешнем беспределе или вы все-таки хотите жить по-другому?» — «Конечно, по-другому». — «Тогда вы должны сами сделать первый шаг». — «Вам легко говорить. Мы думали, вы можете помочь, а вам, оказывается, наплевать, что люди страдают». — «Все понятно. До свидания». — «Что вам понятно?» — «Что вы сами и творите тот беспредел, от которого страдаете». — «Вы, наверное, бредите?» — «Возможно».

Подобные звонки раздаются в редакции часто. Слишком часто для того, чтобы еще тешить себя иллюзией, будто в России живет очень смелый народ.

Когда я был еще молодой и неопытный, то несколько раз откликался на подобные звонки. Ехал в командировку, публиковал пронзительные, но легковесные расследования. Герои этих публикаций были жутко недовольны, писали в редакцию злобные письма и в качестве самооправдания прикладывали к ним заметки из местных газет, которые я читал с выпученными глазами. В этих газетах те самые страдальцы, которые еще пару недель назад звонили мне и умоляли: «Помогите!» — на вопросы местных журналистов отвечали, что сами возмущены расследованием столичного журналиста, что в нем нет ни слова правды, и они к появлению этой статьи никакого отношения не имеют. Я звонил им и спрашивал: «Вы чего?!» Они отвечали: «Ну, ты понимаешь, нам тут еще жить».

«Нам тут еще жить» — это формула нашей трусости. Когда речь идет о смерти, мы смелые. Война, бунт, чрезвычайная ситуация — здесь мы готовы идти до конца. О жизни речь уже не идет — так чего бояться? И все предельно ясно — вот он, враг, вот она, внешняя угроза, которую надо уничтожить. Но в мирное время мы — жуткие трусы. В войне победим, в драке не выручим. Мы не умеем быть смелыми обычной гражданской смелостью. Открыто защищать свои интересы, отстаивать свое достоинство. Пока мы среди рядовых граждан, мы боимся власти, поэтому на всякий случай выстраиваемся в шеренгу, даже когда никто этого еще не требует. Как только мы получаем власть, мы начинаем бояться народа — поэтому власть на всякий случай старается до упора закрутить гайки. Но особых усилий ей для этого и не нужно: гайки и сами рады закручиваться.

Однажды я писал репортаж про этническую дедовщину в одной самарской воинской части. Там двое дагестанцев взбодрили целую роту. Доходило до смешного: одного бьют, а еще семеро в очереди стоят. К председателю местного Комитета солдатских матерей Лидии Гвоздевой приходили плачущие матери, а она им давала очень нетрадиционный совет: «Лучше идите и объясните своему сыну, что свое достоинство в этой жизни нужно отстаивать. Иногда с кулаками. Пусть они объединятся, один раз отметелят тех двоих, и все встанет на свои места». Ей возражали: «Что вы такое говорите! Вы же должны бороться с неуставными отношениями в армии». — «А это и есть борьба, — отвечала Гвоздева. — Дедовщину создают слабые, а не сильные. Среди казаков, например, не было дедовщины, потому что там все были мужчинами. А если в роте девяносто процентов — законченные трусы, то появление «неуставных отношений» — дело времени».