Тайна «Железной дамы» - [47]

Обернувшись к подсудимой, Иван Несторович начал. Он говорил, ловя себя на мысли, что рассказывает словно ей одной, сбивался, пытался отвести взгляд, но не выдерживал и минуты. По мере того как его объяснения приближались к чудесной кульминации, подбородок Ульяны поднимался, и она наконец вскинула на доктора глаза. Но что за взгляд скользнул из-под ресниц? Не удивление, не восторг и даже не облегченное ликование. Ненависть! Ульяна Владимировна окатила Иноземцева яростным взглядом, явно желая его пристрелить, будь у нее в руках пистолет. Потом сжала зубы и опустила глаза, а когда подняла вновь, они заискрились слезами, и смотрела девушка в сторону. По щекам градом покатились слезы.

– О господи… – прошептала она. – Как я могла так ошибаться? Он жив? Мой Ромэн жив?

Словно против воли, словно в порыве внезапно нахлынувшего чувства счастья, вполне убедительно разыгранного, она протянула руки месье Эйфелю, тот даже привстал, отвечая на ее порыв.

– Что значит – истопник? – вскричал Шарль Лессепс, не спешивший радоваться преждевременно. – Как вы это поняли? Объясните нам еще раз!

Лессепс-старший схватился за грудь и всем весом оперся на трость. Говорить он не мог, настолько был ошеломлен. Казалось, вот-вот старика удар хватит.

Но и сам Иван Несторович пребывал в не меньшем недоумении. Как же так? Столько треволнений, столько усилий, чтобы вызволить ее, а она кривит губки и, кажется, готова убить на месте за спасение. Где же причитающаяся благодарность?

Тут у дверей возник шум, толпа жандармов раздалась в сторону, и вошел Ташро в сопровождении медицинского эксперта, который нес саквояж Иноземцева с микроскопом, позабытый в Префектуре. Будто сквозь пелену тумана, проводил взглядом Иван Несторович комиссара полиции, будто сквозь плотную плеву, слушал его доклад о потерянном Жако Бюше, который, как оказалось, и вправду до больницы Дьё не доехал. В морге же заявили, что впервые о таком слышат, однако пригласили инспектора отыскать истопника среди множества неопознанных тел.

«Может, оклемался и улизнул из повозки, – предположил один из санитаров. – Такое бывает».

Увы, в этом случае у полиции не было никаких сведений о сбежавшем из повозки работников морга истопнике. Не нашли даже тех, кто выезжал в тот день к вокзалу Аустерлиц.

А Иноземцева это нисколько не удивило. Он стоял и улыбался, глядя перед собой пустыми глазами, и точно вживую видел Ульянушку, переодетую санитаром из морга. Он и не сразу расслышал просьбы Ташро подготовить микроскоп, чтобы продемонстрировать доказательства своего открытия. Точно под гипнозом Иван Несторович приступил к прибору и ни слова не произнес, пока его устанавливал, и лишь бросал опасливый взгляд на Ульяну. Та с живостью следила за всеми манипуляциями доктора, сияла фальшивой улыбкой и переглядывалась со своим новым мнимым дядюшкой.

После получасового хоровода вокруг микроскопа, под сбивчивые объяснения Иноземцева и высокомерное поддакивание эксперта – а пожелали поглазеть на легочную ткань пневмокониозного под покрывным стеклом все присутствующие – явился третий гость. Так вышло, что возникший ажиотаж из-за распахнутого гроба на судейской трибуне притупил всеобщую бдительность, да и жандармы, объятые любопытством, вместо того чтобы стеречь вход, топтались за спинами Лессепсов, Эйфеля, Ташро и Герши, вытягивая шеи, пытаясь заглянуть за крышку гроба на груду обгоревших костей.

Двери распахнулись весьма неожиданно вновь, дабы в третий раз потрясти ажурные стены цитадели правосудия бесцеремонным вторжением.

– Это опасная преступница, и я требую, чтобы немедленно ее передали в руки полиции Российской империи! – словно громом среди ясного неба прогремели слова, сказанные по-русски, тоном и голосом столь знакомым Иноземцеву, что тот с трудом поверил ушам своим, а когда обернулся – то и своим глазам.

В зал суда явился Делин. Потрепанный котелок набекрень, старый редингот нараспашку, нелепые сапоги с широкими раструбами, усы, как и в былые времена, торчком, глаза, метавшие молнии, – все это придавало бывшему исправнику весьма комичный вид.

Судья Бенуа тотчас разгневанно застучал молотком по столу, а жандармы бросились непрошеному гостю наперерез.

– Я не позволю прикасаться к представителю закона Российской империи, – Кирилл Маркович выпростал руку для защиты, но, заметив Ивана Несторовича, забасил еще пуще. – Иноземцев, что же вы, не признали своего давнего знакомца? Или до сих пор дар речи не обрели, а? Скажите этим синим чудилам, чтобы не лезли на рожон.

– Кирилл Маркович, qu’est-ce que vous faites[18]… о! Pardonne-moi, что… что вы здесь делаете? Как вам удалось сюда попасть?

– Что я делаю? – Делин нервно сжал кулаки и сделал движение к Ульяне, в удивлении хлопавшей мокрыми ресницами. – Третий год я вынужден гоняться за этой фурией! Три года, шельма проклятая! По всей Европе. Я потерял службу, чин, место, все! По ее вине! И явился сюда, чтобы вернуть все на свои места. Мне – мою прежнюю жизнь, а государю – Элен Бюлов. Что я здесь делаю? Арестовываю ее.

Бенуа ни слова не понял по-русски, но грозный тон пришельца судье пришелся не по вкусу – он снова забарабанил своей судейской колотушкой.