Тайна жаворонка - [12]

– Привет, мам, – сказала она. – Руарид сегодня приходил домой. Выглядит хорошо. Вечером отплывает на большом корабле на север.

С этими словами Флора сняла с гранитной плиты клочок мха, провела кончиками пальцев по резным буквам имён матери и сестрёнки, погибших, когда Флоре было два года.

– Алек тоже вернулся, – поколебавшись, пробормотала она. И, прежде чем уйти, шепнула: – Береги их.

И ветер подхватил её слова, понёс к темнеющим волнам моря.

Лекси, 1978

Дейзи нравится на кладбище. Мох – такой мягкий под её локтями и коленями; она ползёт по нему, пушистый хлопок щекочет ей нос, она чихает. Я пытаюсь казаться как можно серьёзнее, обсуждая с каменщиком, какую надпись выбить на надгробии.

– Думаю, просто «Флора Гордон» и даты.

– Не хотите что-нибудь добавить? «Любимая мать и бабушка», например? Или «Ты ушла, но всегда с нами»?

У меня едва хватает денег на необходимый минимум, а плата взимается за каждую букву, так что я вежливо отказываюсь. Работники похоронной службы уже организовали установку урны с прахом рядом с могилами маминых родителей. Её камень будет рядом с тем, на котором три имени – Йен, Исла и Сеонаид – мои дедушка, бабушка и тётя, не дожившая даже до возраста Дейзи. Эта мысль наполняет меня ужасом.

Каменщик показывает мне шрифты, я выбираю тот, что больше всего похож на шрифт на надгробии маминых родителей. Потом он пишет мамино имя и годы жизни в тетради и уходит, на прощание помахав Дейзи, которая не обращает на него никакого внимания, поскольку пытается встать, держась за гранитный камень. Её ноги разъезжаются, она шлёпается на землю, но подгузник смягчает падение, так что она, тихонько бормоча себе под нос, ползёт дальше, движимая желанием исследовать окрестности.

Я подхожу, поднимаю её с мокрой земли. Она изумлённо таращится на ангела, искусно вырезанного из камня и охраняющего покой Маккензи-Грантов.

– Это твой дедушка, видишь? – говорю я ей.

Я кончиками пальцев провожу по буквам имени отца – почти такого же, как моё – и вспоминаю, как в детстве мы с мамой каждое летнее воскресенье приносили сюда букетики диких цветов. Она всегда брала один – колокольчик, или гвоздику, или белую маргаритку – «воловий глаз» – и клала у ног ангела.

Сегодня наконец-то ясный, погожий день, и возможность наконец-то выбраться из дома – большое облегчение. Мы с Дейзи едва не спятили, просидев взаперти целую неделю из-за дождя, беспрерывно лившего в окна домика смотрителя. Чтобы не терять времени зря, я разбиралась с вещами. Достала с чердака кроватку и собрала, так что теперь нам обеим стало гораздо удобнее спать. Завернула в газетную бумагу мамины украшения и убрала в коробки, подальше от любопытных пальчиков. Разобрала свои собственные вещи, чтобы не слишком захламлять домик. Чердак, конечно, забила, но хоть коробки теперь стали не на виду. Сортировка, распаковка, переупаковка и транспортировка этих коробок утомили меня так, что я чувствовала себя старой и пыльной, как доски чердачного пола. У меня и сейчас болят все мышцы после долгой поездки и перетаскивания вещей с чердака и на чердак. Но физическая боль не сравнится с болью пустоты, которую я чувствую и которая эхом отзывается во всём теле, пронизывая меня до костей.

Стоя на склоне холма, я глубоко вдыхаю воздух, несущий запахи водорослей и торфа и, откинув голову, любуюсь полётом орла, который, широко раскинув крылья, описывает над нами круги. Он летит так низко, что я вижу изгиб его клюва и белые отметины под крыльями. Я инстинктивно прижимаю Дейзи к себе, беру на руки, показываю ей на птицу, и мы смотрим, как она улетает к озеру.

Дейзи указывает пухлым пальчиком на воду и говорит:

– О2тка!

– Да, умничка. Это лодка, – соглашаюсь я и думаю, а не Дэйви ли она. Лобстеры, которых он нам принёс, были изумительны. Может быть, стоило прогуляться на пристань и оставить ему записку с просьбой наловить нам ещё. Я так и не вспомнила, кто он такой, но у меня явное чувство, что где-то я его видела. Может, в следующий раз решусь и спрошу его напрямую.

Флора, 1939

– Налейте в кастрюлю воды, девочки, и поставьте её на плиту.

Миссис Кармайкл была в своей стихии, носилась по залу и командовала своими войсками. Женский сельский институт вовсю готовился встречать автобус с эвакуированными детьми, направлявшимися из Клайдсайда. У некоторых из детей в Лох-Ю имелись родственники, у которых они, естественно, потом оставались, а других, согласно плану правительства, просто эвакуировали в сельские районы, подальше от городов. Верфи Глазго неизбежно должны были стать мишенью для немецких бомбардировок, и родителям надлежало действовать немедленно, до того, как начнутся атаки.

Каблуки Мойры Кармайкл деловито постукивали по половицам. Она носилась туда-сюда, сверяясь с папкой-планшетом и отдавая распоряжения своей помощнице Марджори Грейг, жене местного врача и, по мнению миссис Кармайкл, одной из немногих женщин, на кого можно положиться в кризисной ситуации. Дверь распахнулась, впустив порыв ветра с моря.

– А, вот и ты, Майри. Молоко от папиных коров? Спасибо, милая. Отнеси, пожалуйста, в кухню, – попросила миссис Кармайкл, сделала пометку в списке и вернулась в кухню, где Флора и Бриди возились с длинным столом на ко2злах.