Тайна высокого дома - [26]

Это была охотничья двехстволка.

Староста стал внимательно рассматривать его вместе с сотским.

— Один ствол разряжен! — заметил он.

— Что? — дико вскрикнул Егор Никифоров. — Ствол разряжен?

— Тебе это знать лучше, нежели нам… — в один голос ответили староста и сотский.

Бледный, с дрожащими руками, он подошел сам посмотреть ружье и действительно убедился, что правый ствол его разряжен. Судороги передернули его лицо, как бы от невыносимой внутренней боли, кровь прилила к сердцу, в глазах потемнело, и он почувствовал, что почва ускользает из под его ног.

Арина продолжала обводить присутствующих безумным взглядом, и наконец, словно остановила его на муже.

— Оправдывайся же Егор, оправдывайся, несчастный! — сказала она не своим голосом.

— К чему? Ведь я знаю, что я не виноват. Совесть моя спокойна. Повторяю, я не виновен.

— Я не виновен! Я не виновен! — поредразнила мужа Арина. — И больше ты ничего не можешь сказать? Скажи, по крайней мере, им, что ты в эту ночь делал… Ты должен это сказать, а то иначе почему же в самом деле твое ружье оказалось разряжено.

— Этого я не знаю… — смущенно пробормотал он.

— Ты этого не знаешь! — крикнула Арина. — Значит, это ты, а никто другой убил этого несчастного…

Егор Никифоров вздрогнул всем телом.

— Арина, Арина, опомнись, в чем ты обвиняешь меня, возьми назад скорее свои слова… Скажи, что ты веришь мне, что я неповинен в смерти этого несчастного.

Пришедшая несколько в себя женщина с грустью в голосе отвечала после некоторого раздумья:

— Этого я не знаю!

Егор Никифоров отшатнулся от нее, но не сказал ни слова. Наступило мгновенное тягостное молчание.

— Сбирайся же, пойдем, а то «барин» дожидается, — прервал его староста.

— Прощай, Арина! — шатаясь, подошел к жене Егор Никифоров.

Она снова окинула его тем же безумным взглядом, и когда он затем хотел обнять ее, она вдруг отскочила от него с криком.

— Там, там, на твоем рукаве, кровь…

С этими словами несчастная женщина, как подкошенная, без чувств упала на пол.

Егор бросился к жене, поднял ее и положил на постель, поклонился и поцеловал ее в лоб долгим поцелуем. Слезы брызнули из его глаз, и несколько минут он горько плакал.

Затем он обернулся к стоявшим в избе и твердым голосом сказал:

— Берите меня… идем…

Староста, по сибирскому обычаю, взял обе руки Егора Никифорова и, связав их назади веревкой, один конец отдал сотскому, а другой взял сам. Понятые отворили двери избы и выпустили связанного арестанта, затем плотно затворили дверь и пошли вслед за преступником и властями.

Тем временем Вацлав Лаврентьевич уехал в город, а земский заседатель вместе с Харитоном Безымянных отправился к нему на половинку. По произведенному обыску в избе, висячий замок на двери которой оказался запертым, не нашли ничего, что бы могло указать следствию, кто был убитый и зачем прибыл на половинку.

Вызванная кухарка Безымянных Алена подтвердила ссылку на нее Харитона Спиридоновича и показала, что часу во втором ночи действительно видела Егора Никифорова, шедшего, видимо, крадучись, от избы, где квартировал городской постоялец.

— Ты, наверное, знаешь, что это был он? — спросил еще раз Павел Сергеевич.

— Да как же не наверное! Слава Тебе, Господи, не первый год живу здесь и не впервой вижу «мужа Арины».

Земский заседатель составил акт обыска в избе и записал в протокол показания как самого Безымянных, так и его кухарки.

Когда Павел Сергеевич вернулся из половинки в высокий дом, он нашел уже связанного Егора Никифорова у двери людской.

Заседатель приказал развязать ему руки и ввести в комнату. Староста представил ружье и объяснил, что один ствол найден разряженным. Заседатель тотчас же составил протокол осмотра ружья, разрядил второй ствол, и вынутый пыж оказался оторванным от того же газетного листа, от которого оторван был пыж, найденный на месте убийства. Вынутая же из ружья пуля была одинакового калибра с той, которою был убит неизвестный молодой человек.

Заседатель обе пули и оба куска газетной бумаги положил перед собой на стол.

— Обыщите арестанта! — приказал он старосте и сотскому.

Приказание было исполнено, и по обыску в одном из карманов Егора найдена была трубка и табак, завернутый в такую же газетную бумагу, из которой сделанны были и пыжи.

Павел Сергеевич и этот сверточек приобщил к вещественным доказательствам.

Мерка сапога Егора Никифорова пришлась как раз к мерке найденных на берегу Енисея следов.

Когда арестанта после обыска снова одели, то земский заседатель снова начал снимать с него подробный допрос. После обычных расспросов об имени, отчестве, летах, местожительстве и роде занятий, заседатель предложил обвиняемому рассказать, где он провел ночь, в которую было совершено убийство неизвестного молодого человека.

Егор Никифоров рассказал, что он сперва был у мельника, затем у Безымянных, пил в обоих местах водку и, захмелев, заснул на дороге.

— Ты был с ружьем? — спросил его Павел Сергеевич.

— Точно так, с ружьем…

— А, между тем, одни свидетели видели тебя с ружьем только утром и в полдень, вечером же тебя видели другие, но уже без ружья. Правда ли это?

Егор, видимо, растерялся и молчал.