Тайна - [9]

Иван презрительно улыбнулся.

— Нет и никогда не будет, — гордо ответил он.

Снова пронзительно зазвенел звонок, и дети устремились в классы, обгоняя и толкая друг друга в узких дверях.

На следующем уроке была арифметика. Лицо у учителя было бледное, сосредоточенное. Он ни одним словом не обмолвился о том, что случилось во время предыдущего урока, и, не обращая внимания на перешептывания за его спиной, взял мел и стал писать на доске цифры.

Сейчас Лацо почувствовал себя более уверенно. Арифметики он не боялся, у него всегда по ней были единицы[4]. В Вербовом, когда Лацо еще был маленьким, его часто посылали в кооперативную лавочку за продуктами. Тогда там был продавцом дядя Матуш, который теперь работает у трактирщика. Дядя Матуш иногда проверял его по устному счету и всегда хвалил.

Если бы Лацо вызвали, он легко решил бы задачу, но его не вызвали. Какой-то мальчик стоял уже у доски. Он крошил в пальцах мел и растерянно повторял:

— …Пятнадцать… будет пятнадцать…

Учитель не торопил мальчика, напротив — всячески старался ободрить его.

Теперь школа уже не казалась Лацо такой страшной, как утром. Глядя на Ивана, склонившегося над задачей, Лацо с радостью думал о том, что у него будут хорошие товарищи — Иван, Зузка, да и другие. Он постарается получше учиться. И ему больше не будет так грустно.

* * *

Зузка ждала Лацо у ворот школы. Еще издали завидев его, она приветственно помахала рукой.

— Понравилась тебе наша школа? — спросила она с любопытством.

— Да, вроде ничего, — уклончиво ответил Лацо; он высматривал Ивана в толпе ребят — они условились вместе идти домой.

Зузка дернула Лацо за рукав и шепотом сказала:

— Это верно, что Стременя прогнали домой?

— Да.

— А почему?

Лацо колебался. Ну как объяснить ей, чего хотел директор? Ведь заявил же он, будто родину Зузки — Советский Союз — уничтожат. Зачем пугать девчонку? Лацо тоже сдрейфил бы, если бы ему сказали, что его родную деревню сотрут с лица земли. Не отвечая на ее вопрос, Лацо в свою очередь спросил:

— Ты знаешь Ланцуха из нашего класса?

— Знаю. Раньше мы покупали мясо у его отца, а теперь берем у Рабяка. А что? — Девочка нетерпеливо теребила кончик своей косички.

— Ничего, я просто так… Зузка, ты родилась в Советском Союзе, скажи: они сильные?

— Кто? — удивилась девочка.

— Русские, конечно.

— Будто не знаешь? Они сильнее всех на свете и никого не боятся.

— А гитлеровцы вместе с гардистами их не одолеют?

— Какая ерунда! Спроси-ка моего папку, он тебе объяснит. А твой отец разве иначе думает?

— Мой отец терпеть не может гардистов, но со мной он никогда об этом не говорил. — Мальчик покраснел, застыдившись того, что отец ему так мало доверяет. — А теперь он в тюрьме.

Зузка вздрогнула от неожиданности и даже перестала теребить косичку.

— Ты смотри никому не рассказывай, а то подведешь моих родных.

Зузка понимающе кивнула.

Шел густой, мягкий снег. Пушистые белые хлопья медленно кружились в воздухе, садились на пальто прохожих, устилали мостовую и там вскоре превращались в жидкую кашицу. Зузка протянула ладонь, поймала маленькую снежную звездочку, которая тотчас же растаяла; на руке у девочки осталась только блестящая капелька.

Дети подняли воротники и не спеша вышли из ворот школы. На стенах домов были налеплены большие плакаты с изображением какого-то толстого священника. В одном месте, на пустом пространстве между двумя такими плакатами, кто-то вывел крупными буквами: «ДОЛОЙ ФАШИЗМ!» Возле суетились два дюжих полицейских. Дети остановились, и Зузка прочла надпись вслух.

Один из полицейских замахнулся на нее дубинкой:

— Нашлась умница! А ну-ка, проходите, пока я вам ребра не переломал!

Другой полицейский примирительно заметил:

— Не воевать же нам с детьми. Их учат читать, вот они и читают.

Дети быстро отбежали прочь, спрятались в подъезде соседнего дома. Подождав немного, Зузка не вытерпела и выглянула на улицу. Полицейские замазывали лозунг известкой, а люди, проходя мимо, посмеивались.

— Видишь, взрослых они не трогают, только на нас кидаются! — воскликнула Зузка и потащила Лацо обратно в подъезд.

Здесь она отворила какую-то дверцу. Загорелся свет. Дети очутились в маленькой, напоминавшей клетку кабинке без окон. У задней стены стояла лавочка, а над ней висело зеркало. Зузка захлопнула дверцу и пояснила:

— Это лифт. Он испорчен, и мы можем здесь сидеть сколько угодно. Никто нас не найдет.

Лацо не знал, что такое лифт, но, занятый своими мыслями, не стал расспрашивать.

Разговор начала Зузка:

— Ты хорошо знаешь Стременя?

— Нет. Ведь его же прогнали с первого урока.

Лацо решил, что теперь Зузка может узнать, чего требовал директор от Ондры, и рассказал ей о случившемся.

Внимательно выслушав, Зузка заметила:

— Я хорошо знаю Стременя. Его отец уже два года сидит в тюрьме, он коммунист. Поэтому Ондра и не согласился отвечать, как приказывал директор.

— Понимаю. И у меня отца арестовали. Мама осталась дома одна, а если бы гардисты знали, где Якуб…

— А ты знаешь, где он? — перебила его Зузка.

Лацо нахмурился:

— Выспрашиваешь, как жандарм!.. Пойдем, а то холодно!

— И не стыдно тебе обзывать меня жандармом! Вот не буду с тобой дружить, ступай к своему Ланцуху! — вскипела Зузка. В глазах ее сверкнули слезы.