Тайна вклада - [9]

— Ты деньги отдашь? — тихо спросил Наймушин.

— Я же сказал, что отдам.

— Ты не сказал…

— Разве?

Наймушин глядел на Гену потерянно.

— Иди, иди! — сказал Гена. — Займи очередь. Наймушин вскочил и пошел. В дверях оглянулся. Взгляд у него был умоляющий.

Свое расставание с домом приезжих Гена тоже оттянул насколько мог. Все равно рабочий поезд отходил только в три часа дня, и времени оставалось — девать некуда. Он сдал койку, сам снял и свернул постельное белье, снес его дежурной. Забрал у нее свой паспорт, посидел, поговорил и даже показал фотографию сына.

— И что за населенный пункт у вас! — сказал он. — Даже сувенира ребенку купить негде.

Дежурная вместо сувенира всыпала Гене в карман два стакана кедровых орехов. Это уже было что-то! Оставалось проститься.

Ходу до райтрудсберкассы было всего минут десять, но Гена отправился окружным путем. Он рассчитывал, что этими затяжками взвинчивает Наймушина, но и себя взвинтил порядком. Правда, утренняя прогулка — это совсем не то, что ночная: щемящей тоски Гена уже не испытывал. Сегодня он ехал домой, знал, что уже завтра вечером ступит на перрон Ярославского вокзала и еще минут через сорок нажмет звонок тещиной квартиры на улице Олеко Дундича. Выбежит Аскольдик, за ним Шура, за нею теща!.. Гена почувствовал, что слезы опять немножко сжали ему горло, но это так…

«Черт с ним! — подумал Гена о Наймушине. — Отдать и…»

Он зашагал к сберкассе. Наймушин топтался у крыльца.

— Замерз? — спросил его Гена.

— Нет. Хотя… Знаешь, поскорее бы уж… Замучился я. Уже и сам не рад.

Гена усмехнулся и взошел на крыльцо.

— Здравствуйте, девушки! — бодро произнес он. — Как видите, это обратно я.

Все поглядели на него с живым любопытством. В том числе и Маргарита.

— Подождите минуточку, — сказала Гене заведующая.

— Жду.

В помещении сберкассы жарко топилась печь-голландка. Гена подошел и стал греть руки.

— Дайте, пожалуйста, ваш паспорт, — попросила заведующая.

Гена подал. Та ушла за перегородку. Гена посмотрел в окошко: бедняга Наймушин топтался на снегу. Поднял воротник, засунул руки в карманы — в первый раз на глазах Гены он действительно замерзал.

— Почему же у вас имя другое? — вдруг спросила заведующая, выйдя из-за перегородки.

— Как другое? — удивился Гена. Но это произошло от неожиданности, а вообще удивляться ему было нечего.

— Вклад завещан Иванову Геннадию Ивановичу, а вы Иванов Гавриил Иванович.

— Точно! — сказал Гена.

Его действительно звали Гавриил. И сын у него был Аскольд Гавриилович. А Геной его стали называть лет с шести, когда ему самому показалось, что Гаврик или Гаврюшка — это не звучит. Его и теперь многие товарищи по работе считали Геннадием. Покойная Матрена Яковлевна настоящего его имени или не знала, или просто забыла.

— А что, это имеет значение? — осторожно спросил Гена.

— Конечно. Маргарита сказала тихо:

— Мария Никоновна, но ведь это действительно он. Заведующая сберкассой растерянно пожала плечами: она бы и рада, да не имеет права.

— Тем более фамилия у вас такая распространенная…

— За что же я у вас тут три дня мерз? — улыбаясь, спросил Гена.

— Надо же что-то сделать, — уже тревожно сказала Маргарита. Заведующая опять ушла за перегородку и стала звонить по телефону в райфинотдел. Ее долго не соединяли.

— Гена, вы не волнуйтесь, — стараясь не глядеть ему в глаза, сказала Маргарита. — Все будет в порядке.

— Да я и не волнуюсь ни грамма. Что вы, Моричка!

Тенина жена Шура, у которой как-никак было законченное среднее, сколько раз учила его, что говорить «не волнуюсь ни грамма» нельзя. Но Гене казалось, что это впечатляющее выражение.

Он стоял у печи, грелся и поглядывал на стенные часы. В два сорок восемь отойдет его поезд, завтра в восемь он уже будет в Москве, ловко минуя турникет в метро, сумеет бесплатно доехать до станции «Багратионовская»…

— Наделал я вам тут хлопот! — сказал он, очнувшись от своих подсчетов.

— Ну что вы! — в один голос сказали сотрудницы.^: Наимушин то ли действительно совсем замерз, то ли нервы его больше не выдерживали. Он вошел в помещение сберкассы и остановился в дверях.

— Похоже, горим, — сказал ему Гена.

Более растерянного лица он в жизни своей не видел. Того почти трясло.

— Да брось ты! — сердито сказал Гена. — Нельзя же так.

Наконец заведующая вернулась. Из райфинотдела ей дали указание денег по завещанию не выплачивать. Гене объяснили, что он должен обратиться в народный суд для установления свидетельскими показаниями своей тождественности с наследователем. Но это не раньше, чем через полгода, в течение которых может обнаружиться еще какой-нибудь Геннадий Иванович Иванов.

— Заморочили вы мне голову, — сказал Гена. — Суд еще какой-то!.. Не надо мне ничего. Вон ему отдайте. — И он указал на Наймушина.

Заведующая терпеливо повторила Гене: он должен в судебном порядке доказать, что он — Геннадий Иванович Иванов, а потом официально через нотариуса отказаться от вклада в пользу Наймушина. Иначе тот ничего не получит.

При этих словах Наимушин вцепился в Гену, как мать в новобранца.

— Друг! Ты уж не бросай меня, доведи дело до конца. Я ведь для девочки… Хорошая девчонка-то, говорить уж начала. Помоги, друг!