Тайна визиря Шимаса - [4]

– Благодарю тебя, отец, – проговорил Салех, вдруг осознав, что теперь он – правитель, верховный разум и честь страны. О, это ощущение было воистину пугающим – на его плечи словно возлег весь дворец вместе с поварами, слугами и наложницами.

– Не благодари меня, мальчик. Я переложил на твои плечи столь чудовищную ношу… И в письме этом просто пытаюсь оправдать такой суровый шаг.

Отец и сын улыбнулись друг другу, и внезапно халиф Салех почувствовал невероятную, удивительную душевную близость с собственным отцом. О, это было настоящее откровение – он в единый миг понял все: почему отец зачастую был неразговорчив, почему отсылал его, мальчишку, от себя, почему поучал его, должно быть, мечтая, что сын переменится от одних суровых слов родителя…

И халиф Салех склонил голову перед мудростью отца. И перед тем, сколь достойно нес он все эти годы более чем тяжкое бремя ответственности за страну и всех ее обитателей, от младенцев до стариков.

Закончились коронационные празднества, утихли песни и пиры. И после всего этого решился наконец халиф Салех развернуть длинный свиток, запечатанный синим сургучом и отцовской печатью.

«Мальчик мой! – так начиналось письмо. – Далее ты найдешь более чем длинный перечень советов, каждый из которых сможет пригодиться в трудную минуту. Хотя я бы предпочел, чтобы никогда мой сын и наследник не знал трудных дней, чтобы его решения приходили к нему как озарения и были осенены истинной мудростью и подлинной заботой о благе страны и ее подданных. Да и о твоем собственном благе, мой друг…»

Нет, слезы не навернулись на глаза молодого халифа. Отец, к счастью, был жив и здоров. Но эта забота, выраженная пусть и суховато, тронула сердце Салеха, и он принялся изучать письмо отца так, как совсем недавно изучал карты и планы военных действий.

Юному халифу сразу стало ясно, что прочитать все одним духом и запомнить он не сможет, да, пожалуй, и не должен. Что к письму этому следует обращаться неоднократно до тех пор, пока мудрость девятнадцати халифов не станет его, Салеха, мудростью.

«Мой юный друг, мой сын и наследник! Первый совет, какой я хочу тебе дать, поставит тебя в тупик. Не удивляйся глупости своего отца и не торопись назвать его выжившим их ума болтуном.

В тот день, когда ты взойдешь на трон, халиф Салех, я буду рядом. Но сказать тебе этого не смогу. А потому призываю тебя, юный правитель, после воцарения приблизить к себе друзей своей юности и им передать должности, которые сейчас занимают люди, прошедшие через эти двадцать лет власти вместе со мной. О, пусть они опытны и разумны. Но они привыкли к почестям, пусть не всегда заслуженным, к привилегиям, которые достались им не за их светлый разум и усердное служение, а лишь как атрибут власти. Они устали радеть о благе страны и теперь радеют лишь о благе собственного тугого кошеля. А потому тебе следует заменить их всех – и первого советника, и казначея, и визиря, и главнокомандующего, и… Всех, до последнего писца последнего из письмоводителей последнего из советников.

Ты также должен понимать, друг мой, что те, кто придет вместе с тобой к власти, будут всецело преданы тебе – ибо всем они будут обязаны двадцатому халифу Салеху. Разумно надеяться, что юноши эти не возмечтают воткнуть тебе нож в спину или подсыпать яду в шербет – ибо тогда они потеряют свои должности и все причитающиеся с ними почести столь же быстро, как и обрели их.

Разумно было бы и предположить, мальчик мой, что те, кого ты сместишь, могут воспылать гневом на несправедливость судьбы. И ты должен быть к этому готов. Ибо чем дольше ты будешь медлить с этим болезненным, но необходимым деянием, тем более сильный гнев вызовет оно у каждого, кто в единый миг лишится всех постов и почестей.

Провожай их с поклонами, но смести всех, решительно и неуклонно…»

– Ох, отец, как же это будет непросто, – прошептал халиф Салех. – Да и не смогу я, пожалуй, сразу изгнать и казначея, и первого советника, и всех смотрителей и попечителей… Ибо, к сожалению, не так многочисленны ряды моих друзей, как было бы необходимо для этого сурового деяния.

Увы, это было истинно. Ибо близкие его друзья, на которых всегда можно положиться, и впрямь были немногочисленны. Для столь всеобъемлющей замены даже одного дивана полагалось бы, чтобы друзья исчислялись десятками. А такого не может быть ни у одного живого человека, и уж тем более у наследника правителя.

– И потому, отец, мне придется менять каждого из советников лишь после того, как найду я на его место человека доверенного, молодого и достойного. А это, увы, потребует весьма и весьма немалого времени. Увы, куда большего, чем ты пишешь в этом письме…

Стражники, стоявшие за дверями покоев, конечно, слышали все – от первого до последнего слова молодого халифа. Должно быть, любой из советников дивана отвалил бы им немало золота, если бы знал, что их уютные должности им более не принадлежат. Что очень и очень скоро они услышат велеречивые слова церемониймейстера, которые будут провожать их на заслуженный отдых, отлучая тем самым от насиженных и таких хлебных мест.

Но, увы, ничего этого не знали ни казначей, ни старый визирь, ни первый советник дивана, ни смотритель закромов прекрасной страны Аль-Миради. И потому спали спокойно.