Нет, все было не так. Вскоре мы узнали, что Мира пришла не далее как из своей спальни, где Шториц сделал ее невидимкой. Мы думали, что ее нет в доме, а она не покидала своей постели. Все эти сутки она пролежала неподвижная и безмолвная, и никому даже в голову не пришло, что это все может быть.
Очевидно, Вильгельм Шториц не имел возможности похитить ее немедленно и отложил конец преступления до другого раза. По всей вероятности, он собирался сделать это сегодня утром, но сабля капитана Гаралана успокоила его навсегда.
И вот Мира выздоровела. Возможно, ей помогла та жидкость, которую влил ей в рот Вильгельм Шториц. Ничего не зная о событиях, случившихся после сцены в соборе, она была опять с нами, говорила, видела нас, но еще не понимала благодаря вечерней темноте, что мы ее не видим.
Марк встал и расставил руки, как будто ловя ее.
— Да что с вами? — продолжала она. — Вы какие-то странные. Я с вами говорю, а вы мне не отвечаете. Вы как будто удивляетесь, что я пришла. Почему здесь нет мамы? Уж не больна ли она?
Отворилась дверь, и вошел доктор Родерих. Мира, должно быть, бросилась к нему, потому что воскликнула:
— Папа! Что случилось? Почему мой брат, муж и все здесь какие-то странные.
Доктор остановился как вкопанный. Он сразу догадался.
Мира тем временем успела к нему подойти, обнимала его и целовала.
— Что такое? Что с мамой?
— Она здорова, мое дитя, — пролепетал доктор. Сейчас она придет… Не ходи к ней, не ходи…
Марк отыскал, словно в темноте, руку своей жены и повел ее, как водят слепых. Но не она была слепая, а те, кто не мог ее видеть. Марк посадил ее рядом с собой.
Она молчала, смущенная и испуганная тем впечатлением, какое она на всех производила. Марк говорил дрожащим голосом:
— Мира!.. Дорогая Мира!.. Да, это ты. Я это чувствую. Ты со мной. О, радость моя, не уходи от меня больше никуда!
— Марк, да что с тобой? И все вы… Я просто пугаюсь. Отец, говори мне правду: у нас в доме несчастье?
Марк почувствовал, что она хочет встать, и удержал ее.
— Нет, все благополучно. Успокойся, пожалуйста, — сказал он. — Говори же Мира, говори больше. Я хочу слышать твой голос. О, Мира, Мира! Это ты!.. Это ты!.. Жена моя дорогая!
Мы все это видели, все слышали. Все происходило наяву, а не во сне. Мы стояли как окаменелые и с ужасом думали о том, что единственный человек, который мог бы возвратить нам Миру в видимом образе, унес свою тайну с собой в могилу.
Будет ли из этого положения счастливый выход? Не суждено ли Мире остаться на всю жизнь невидимкой? И как ей об этом сказать?
Вся наша радость, что она опять с нами, что она жива и здорова, была отравлена ее превращением в невидимку.
Мира вскоре догадалась о своем положении. Проходя мимо зеркала, она не увидела в нем своего отражения. Она повернулась к нам и заметила, что не отбрасывает тени. Тогда она закричала от испуга.
Тут пришлось все ей рассказать. Она горько рыдала, слушая, а Марк стоял перед ней на коленях и тщетно старался ее успокоить. Он ее полюбил видимой, будет любить и невидимкой. Сцена была тяжелая, надрывавшая нам душу.
В конце вечера доктор Родерих разрешил Мире пойти в комнату матери. Пусть госпожа Родерих услышит ее голос и удостоверится, что она тут, подле нее.
Прошло несколько дней. Время сделало свое дело. Мира покорилась судьбе. Такая сильная у нее была душа, что нам вскоре стало казаться, как будто мы все снова живем нормальной жизнью. О своем присутствии Мира всегда давала знать, заговаривая с кем-нибудь из нас. Как сейчас слышу, например:
— Друзья мои, я здесь! Не нужно ли вам чего-нибудь? Я вам принесу. Милый Генрих, что вы ищете? Книгу, которую вы положили на стол? Вот она. Газету свою? Она упала около вас, ваша газета. Папочка, я всегда целую вас в этот час… Почему ты, Гаралан, смотришь на меня такими грустными глазами? Уверяю тебя, мне очень хорошо и радостно. Ты не грусти, Марк, возьми меня за руки… Вот так… Не пройти ли нам в сад? Любезный Генрих, возьмите меня под руку. Мы будем гулять и болтать.
Милая! Добрая! Ей хотелось, чтобы в жизни ее семьи не произошло по ее милости никакой перемены. С Марком она проводила вместе почти все время, не уставая говорить ему ободряющие слова. Она уверяла, что смотрит на будущее с полным доверием. Она убеждена, что ее невидимость не может быть вечной, что это лишь временное явление, которое скоро пройдет. Действительно ли у нее была такая надежда?
Одно только переменилось в нашей семейной жизни. Мира перестала садиться с нами за стол, понимая, насколько должно быть тягостно ее присутствие в такой обстановке. Но по окончании обеда или завтрака она сейчас же приходила в гостиную. Отворялась дверь, и слышен был ее голос:
— Ну, друзья мои, вот и я.
Все остальное время она была с нами. Мы расходились только на ночь.
Если исчезновение Миры произвело в городе сенсацию, то ее возвращение в незримом виде поразило всех еще больше. Со всех сторон выражалось сочувствие Родерихам. Все спешили нанести им визит.
Мира перестала выходить на прогулку пешком. Она выезжала только в закрытой карете с кем-нибудь из нас. Но больше всего она любила сидеть в саду среди своей семьи, в которую она возвратилась духовно.