Тайна утренней зари - [7]

— Если так… — разводит руками директор.

— Это авантюра! — хочет закричать Павел Летягин, задыхаясь от волнения. Но холодный взгляд Силантьева останавливает его.

Нет, Павел решительно не в силах понять, откуда у его учителя такая уверенность, такое хладнокровие. Не нашел ли он в последний момент добавочного доказательства, какого-либо нового факта, могущего повлиять на результаты испытания? В конце концов, какую цену имеют все предположения и предложения Павла Летягина в сравнении с многолетней практикой Всеволода Александровича! Взять хотя бы сегодняшнюю победу, которую старший конструктор так щедро разделяет со своим молодым коллегой…

Павел чувствует, как сами по себе разжимаются его кулаки; невольный вздох облегчения вырывается из груди юноши. Он готов уже устыдиться своего минутного сомнения и делает шаг назад, к холодной панели стены. Но расчет… расчет, который ясно показывает, что через 98 часов работы дюзы перенакаляются, деформируются и мотор выходит из строя! Как быть с расчетом? Язык цифр точен и неумолим. И все же, сколько раз практика начисто опрокидывала точнейшие расчеты!…

Павел тесно прижался к холодной панели. «Хорошее средство для охлаждения пылкого характера, — думает он с горькой усмешкой. — В особенности тогда, когда широкие плечи Самойленко не дают тебе возможности видеть экран».

Что случилось позже? Прошел час, другой. Дюзы не перегревались. Вот Силантьев наклонился к директору и, показывая лист бумаги, стал что-то шептать в самое ухо. Федор Степанович согласно покачал головой.

— Само собой понятно, Всеволод Александрович. Такой срок не был предусмотрен нашим опытом. Все, что требовалось доказать, доказано, и при том самым блестящим образом. Будьте любезны остановить мотор.

В этот момент как будто открылся невидимый шлюз: хлынул поток дружеских объятий: все поздравляли Всеволода Александровича и Павла Летягина. Щеки юноши горели огнем. Приступ скромности, — решили присутствующие.

— Еще несколько минут, Всеволод Александрович, — зашептал Павел, — и температура металла подскочила бы сразу на сотни градусов. Как бы нас тогда поздравляли… Скажите, к чему этот риск?

Силантьев не успел ответить своему коллеге. К ним приближался с протянутыми руками старший лаборант. Всеволод Александрович польщенно улыбнулся, готовясь принять новые поздравления и заслуженную похвалу. Решительным жестом он остановил Павла и так же шепотом ответил ему, отчеканивая каждое слово:

— До сих пор мы трудились для получения сегодняшних результатов, а теперь эти результаты будут работать на нас. Понял теперь, где начинается мудрость?

7

«Главная способность хороших вестей — распространяться с быстротой света». Этот афоризм весьма нравился Федору Степановичу, тем более, что Федор Степанович часто получал возможность применять его к судьбе испытаний, происходящих в руководимом им институте. На сей раз справедливость афоризма подтвердилась сильнее, чем когда-либо. Весть об успешном испытании реактивного мотора длительного действия мгновенно дошла до самых отдаленных уголков страны. Слава, как известно, настолько же приятна, насколько и обременительна. Но, к чести Федора Степановича, следует сказать, что он прекрасно умел нести этот груз. С учтивым доброжелательством, с неиссякаемой улыбкой на губах он принимал академиков и журналистов, конструкторов и технологов, посещающих институт. И каждый раз директор института находил соответствующий момент, чтобы дать понять посетителю, что опыт не ограничился 96 часами, и новая система охлаждений сулит неоценимые перспективы, о которых пока что, гм… Вы сами понимаете, об этом не стоит распространяться. И так далее.

Известия о посещении института различными лицами, более или менее знаменитыми, доходят в конструкторское бюро обычно с большим опозданием. Но в это прохладное весеннее утро Павел Летягин кажется был первым, кто узнал о новом посещении института.

— Виктор Севил Сван! Вам говорит что-нибудь это имя?

Инцидент, происшедший в день опыта, давно забыт, и юноша глядит на Силантьева весело искрящимися глазами.

— Вот кто соблаговолил поинтересоваться нашими работами, Всеволод Александрович. Сам почетный председатель «Межконтинентального общества инженеров-атомщиков!».

— Председатель, вице-председатель… Опять ты поклоняешься высоким титулам, Павлик. Скажи лучше, ученый с мировым именем, автор десятков исследований и бесценных монографий. Вот кого мы должны встретить в лучшей форме, как говорят американцы. Посмотрим, такой ли ты хороший дипломат, как и инженер!

Знаменитости обычно мало походят на свои газетные фотографии. Но в этом отношении профессор Сван оказался исключением. Инженеры конструкторского бюро сразу узнали его. Тонкий нос, бледное, прозрачно воскового цвета лицо, узкие плечи, еще больше подчеркивающие сутулость и худобу. Профессор ни о чем не расспрашивал, не просил никаких объяснений или данных; он ограничивался тем, что внимательно осматривал установки, регистрационные, аппараты и техническую документацию. И все это время высокопоставленный гость с поразительной быстротой записывал что-то в своем блокноте, изредка бормоча: «Благодарю вас, господа, благодарю вас».