Тайна «Утеса» - [110]
— Это я и сам понимаю.
— Ну так вот. Мисс Холлоуэй непременно нужно было любить Мери и восхищаться ею. Она даже сама себе не могла признаться, что присосалась к ней из-за денег, ей надо было иметь какое-то достойное и возвышенное объяснение для их союза. «Взаимная преданность»! Слыхали мы такое!
— Ты просто маленький циник.
— А ты — старый слепой скептик.
— Ну а как ты разделаешься с капитаном?
— Бедный старик! Все тот же случай, когда желаемое принимают за действительность.
— Ты думаешь, ему хотелось считать свою красавицу Мери совершенством?
— У него же, кроме нее, никого не было, и потом она вполне соответствовала его идеалам. В качестве ледяной девы она заслуживала всяческого восхищения.
— Уж не склонна ли ты предполагать, что этот мучающий нас холод связан с темпераментом призрака?
— Я в этом уверена.
— И ты хочешь сказать, что Мери рвется к мщению?
— Ничего подобного. Мери обожает прощать.
— Ну, портрет получился весьма неправдоподобный. Не слишком ли далеко тебя завела фантазия?
— Нет, Родди! Сам посуди — что мы знаем о Мери? Застав мужа с Кармел, она оставляет натурщицу в доме… Возможно, она даже хотела, чтобы эта связь продолжалась. А вспомни, как она поступила, когда Кармел в отчаянии вернулась сюда? Можешь представить, как Мери… Да зачем представлять, ты же это сам видел, как она, стоя на площадке, вперила взор в несчастную Кармел, а потом улыбнулась, сообразив, что надо делать. Не выгонять Кармел, Боже сохрани! Нет! Оставить ее в семье. Пусть себе Мередит рисует ее, пусть вдоволь наглядится на это изможденное лицо! И заметь — ведь именно Мери послала Кармел в мастерскую в тот последний вечер, чтобы несчастная увидела его картину. — Памела замолчала.
— Послушать тебя, так Мери просто чудовище.
— Любительница разрушать чужие судьбы вроде героини твоей пьесы Барбары.
— Постой! А ведь верно, какое совпадение!
— Не знаю, совпадение ли, что они похожи? Совпадение в другом — ты взялся писать нечто совершенно не сходное с твоими прежними вещами, именно здесь.
— Ты думаешь, на меня подействовала атмосфера дома?
— Кто знает… Но не будем отклоняться!
— Мы и не отклоняемся. Мери так же властолюбива, как Барбара, только она видит свою власть в ином.
— Барбару увлекает процесс душегубства, Мери — процесс последующего спасения. Вот и вся разница.
Кофе уже сварился и булькал, а мы не обращали на него внимания. Я налил себе и поднял чашку, как бокал с вином.
— За тебя! Ты заткнула за пояс самого Ингрема!
— Он не видел Кармел, не был ею, как я вчера вечером.
— Хотел бы я, чтобы Макс и Ингрем сидели сейчас здесь с нами.
— Но, Родди, мы же не могли бы им ничего сказать.
Мы помолчали, раздумывая о том, как все это сложно. Часы пробили половину одиннадцатого. За окнами стало спокойнее, но я все еще слышал тихие стоны — может быть, это горевала бедная Кармел, может быть, завывал ветер.
— Надеюсь, капитан так никогда ничего и не заподозрит, — сказал я.
— Ох, Родди! — отозвалась Памела. — Боже сохрани!
— Это было бы жестоким ударом.
— Вся эта история ужасно жестока! Подумай, какая жестокость по отношению к Стелле с самого ее рождения! Ведь в ней чувствуется дочка Кармел, правда? Та же импульсивная веселость, то же душевное тепло, нежность. И все это стиснуто, зажато, задавлено. — Голос Памелы звучал изобличающе, но вдруг лицо ее смягчилось, и она вздохнула. — Наверно, для нее будет громадным облегчением узнать правду.
— Но Стелле ничего нельзя говорить! — воскликнул я.
Памела удивленно уставилась на меня:
— Как это так?
— Мы не имеем права! С самого детства она молилась на Мери — на свою мать. Представляешь, какой это будет удар для нее!
— Но нельзя же ей и дальше жить с такой ложью?
— Все равно. Сказать ей мы не имеем права.
— Неужели ты сможешь глядеть ей в глаза и скрывать правду, Родди? Подумай, как изуродована будет ее жизнь.
Но я уже не слушал Памелу, я прислушивался к стонам, они звучали то тише, то громче, то переходили в рыдания, то их будто старались сдержать. Это был не ветер.
Я вскочил.
— Послушай! — раздраженно сказал я. — Ну вот теперь мы знаем правду. И что толку? Чем это нам помогло? Слышишь снова стоны? Ну и что нам делать?
Памела тоже встала. Ее била дрожь.
— Мы должны сказать Стелле, — проговорила она. — Этого хочет Кармел. Она не может вынести, что ее родное дитя верит сплетням и кривотолкам и не знает, кто ее мать! Я уверена, что поэтому призрак Кармел и не расстается с домом. Хочешь, спроси ее! Давай снова попробуем пустить в ход стакан. Может быть, я опять впаду в транс. Тогда ты спросишь ее, а она через меня тебе ответит.
— Нет! — закричал я. — Стелле мы ничего не скажем! А о стаканах и трансах я не хочу больше слышать. Завтра мы отсюда уезжаем!
— Но в этом нет нужды! Теперь мы можем положить конец всем неприятностям. Ах, Родди, ну как ты не понимаешь? Ведь призрак Мери обитает в доме только из-за Кармел! Мери боится, что правда выплывет наружу. Я уверена, что ее призрак бродит здесь именно поэтому. Если нам удастся утешить Кармел и она покинет дом, Мери тоже исчезнет.
Действительно, это был интересный подход к нашей проблеме. Неужели ключ к разрешению загадки у нас в руках? А если так, то не можем ли мы им воспользоваться? Я напряженно соображал, стараясь распутать этот новый клубок, когда зазвонил телефон.
Добрые люди спасли Лиззи от издевательств распутной мачехи, едва не сделавшей ее проституткой, и девушка встретила свою первую любовь, но потеряла ее. Старый друг пришел ей на помощь в трудную минуту, и в сердце Лиззи родилось новое чувство. Но сколько же разочарований ее ожидает, прежде чем Лиззи встретит достойного ее чистой души!..
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Трогательная и романтичная история трех женщин из трех поколений большой и шумной ирландской семьи.Иззи, покорившая Нью-Йорк, еще в ранней юности поклялась, что никогда не полюбит женатого мужчину, и все же нарушила свой зарок…Аннелизе всю себя отдала семье — и однажды поняла, что любимый муж изменил ей с лучшей подругой…Мудрая Лили долгие годы хранит тайну загадочной любовной истории своей юности…Три женщины.Три истории любви, утрат и обретений…
Когда Рекс Брендон впервые появился на кинонебосклоне, ему предлагали только роли злодеев. Чем более безнравственным он представал в первых сценах, тем больше женщины восхищались его раскаянием в конце фильма. Лишь Старр Тейл, обозреватель новостей кино в газете «Санди рекордер», была исключением. Она постоянно повторяла, что Брендон просто высокомерный тупица, который думает, что любая женщина побежит за ним, стоит ему только подмигнуть…
Памеле Хенсфорд Джонсон было 22 года, когда к ней пришел первый успех — в 1934 году вышел в свет ее роман «Эта кровать — твое средоточие» (названием книги послужила стихотворная строка Джона Донна, английского поэта XVI–XVII вв.). Позднее ее романы — «Кэтрин Картер», «Скромное создание», «Невыразимый Скиптон» и другие — заняли место в ряду произведений широко известных литераторов Англии.О романе «Кристина» (который известен английским читателям под названием «Невозможный брак») «Дейли телеграф» писала: «Это заметы собственного сердца, написанные проникновенным и опытным наблюдателем».Героиня романа Кристина Джексон, умная и талантливая девушка, мечтает о большой любви, о человеке, которого она встретит раз и навсегда, на всю жизнь.
Эдна Фербер – известная американская писательница. Ее роман «Вот тако-о-ой» в 1925 году был удостоен премии Пулитцера. Героиня этого романа Селина де Ионг, как и персонажи романа «Три Шарлотты» («девицы трех поколений», называет их писательница), характеры очень разные и в то же время родственные: это женщины самоотверженные и сильные, способные и на безрассудные поступки, и на тяжелый труд ради любви.
Для творчества австрийского писателя Артура Шницлера (1862–1931) характерен интерес к подсознательному, ирреальному, эротическому в психике человека. Многие его произведения отмечены влиянием 3. Фрейда. Новеллы Шницлера пользовались большим успехом в начале века.
Ее лицо и сегодня молодо и прекрасно, запечатленное знаменитыми художниками XVIII века — они называли Эмму Гамильтон самой совершенной женщиной.Она представала в дарственных образах бессмертных богинь, а в жизни была безрассудна и трогательна и как всякая простая смертная жаждала любви и благородства, стремясь сохранить достоинство в жестоком и высокомерном мире.