Тайна тринадцатого апостола - [25]
Он поочередно обращал взгляд на каждого, и все отводили глаза.
Домохозяин, любимый ученик Иисуса по-прежнему не произносил ни слова. Петр поднял руку.
— Мы должны найти кого-то вместо Иуды, пусть другой займет его место. Да будет он избран среди тех, кто сопровождал Учителя со дня встречи на Иордане и до конца.
Одобрительный ропот пробежал по зале, и все взоры обратились на возлюбленного ученика. Ибо лишь он один мог стать двенадцатым: он первым встретил Учителя на берегу Иордана, и до последнего дня их связывали узы дружбы. Ему свыше предназначено стать преемником Иуды.
Петр мгновенно уловил настроение толпы.
— Не мы должны сделать выбор! Нужно бросить жребий, чтобы сам Господь указал нам двенадцатого апостола. Матфей, напиши на этом куске коры два имени.
Петр наклонился к Матфею и шепнул ему на ухо несколько слов. Бывший мытарь удивленно посмотрел на него. Но потом кивнул, сел и что-то быстро нацарапал на куске коры, который затем разорвал надвое и положил в платок. Петр поднял ткань за уголки:
— Ты, подойди и вытащи одно из двух имен. Пусть Бог скажет нам свое слово!
Юноша, на которого он указал, встал и вытащил из платка кусочек коры.
Петр выхватил его и подал Матфею:
— Я читать не обучен. Скажи нам, что там написано.
Матфей прокашлялся и объявил:
— Здесь стоит имя Матфия!
Толпа возмущенно зашумела.
— Братья! — Петру пришлось кричать, чтобы его услышали. — Сам Бог указал нам на Матфия! Значит, ему и быть преемником Иуды! Нас снова двенадцать, как в час последней трапезы, которую Иисус разделил с нами перед смертью — здесь, в этой зале!
Петр обнял Матфия и усадил среди Одиннадцати. Затем он устремил взгляд на Домохозяина. Их разделяли сидящие на полу люди. Но вокруг того уже начали собираться сторонники. Лица их были угрюмы. Петр вновь повысил голос, пытаясь перекричать шум толпы:
— Двенадцать колен говорили от имени Бога — двенадцать апостолов будут вещать от имени Иисуса или во имя его. Двенадцать, и ни одним больше, тринадцатому апостолу не быть вовеки!
Возлюбленный ученик некоторое время смотрел на него, потом наклонился и шепнул что-то на ухо подростку с кудрявыми волосами. Внезапно ощутив тревогу, Петр сквозь складки туники торопливо нащупал рукоять меча. Но его соперник сделал знак тем, кто его окружал, и молча направился к двери. Три десятка человек с непроницаемыми лицами вышли вслед за ним.
Едва они вышли на улицу, Домохозяин оглянулся, подросток догнал его и протянул ему кусок коры — тот, что остался в платке.
Он спросил мальчика:
— Иоханан, никто больше не видел эту надпись?
— Никто, аббу. Никто, кроме Матфея, который это писал, и самого Петра. Да вот теперь еще ты видишь.
— Что ж, дитя мое, отдай это мне. И навсегда забудь о случившемся.
Он усмехнулся: на другом куске коры, предоставленном Господу на выбор, так же не было его имени.
«Стало быть, Петр, ты задумал отстранить меня От дел Нового Израиля! Что ж, ты положил начало войне между нами: лишь бы она не погубила тех, кто придет за нами».
25
Итак, отца Нила вновь оторвали от его занятий, помешали кропотливому воссозданию былого, вторглись в его жизнь, такую тихую и размеренную прежде. Уже второй раз неизвестный рылся в его бумагах, и некоторые записи исчезли с рабочего стола.
По заметкам, похищенным сегодня утром, вполне можно было понять, как далеко продвинулся отец Нил в исследовании ранней истории церкви. Впрочем, он давно сознавал, что мыслит в направлении, издавна запрещенном для католиков. А вот теперь кто-то и здесь, в монастыре, узнал, что, собственно он ищет и что уже успел отыскать. И этот неизвестный следит за ним, проникает в его отсутствие в келью, не останавливается даже перед воровством. Опасность, казалось, была уже повсюду, ее присутствие становилось все ощутимее, а он понятия не имел, откуда она исходит и почему.
Возможно ли, чтобы научные занятия стали опасными?
Отец Нил начал рассеянно листать последний опубликованный труд своего друга. И с каждым мгновением он все мучительнее ощущал, какая громадная пустота возникла в его жизни. Никого больше нет рядом, кто бы его выслушал, направил… Одинокий, предоставленный самому себе, он чувствовал, как в душу проникает доселе не ведомое тягостное чувство страха.
Последняя мысль отца Андрея была обращена к нему, он оставил ему послание — значит, необходимо одолеть свой страх и продолжить расследование. В ее первой строке говорится о рукописи коптского апокалипсиса; это, несомненно, один из тех материалов, которые его друг хранил в письменном столе.
Но загадочный посетитель северной библиотеки, чуть было не заставший там отца Нила, наверняка заметил пустоту среди книг на месте «Манускриптов Мертвого моря» и отсутствие там листка с подписью.
Связку ключей, забытую в кармане брюк отца Андрея, также скоро обнаружат. А когда эти факты сопоставят, то в дверь кабинета немедленно врежут замок, и отец Нил потеряет всякую надежду проникнуть туда, чтобы отыскать таинственный манускрипт.
Обескураженный, он машинально перелистывал страницы.
И вдруг его пальцы нащупали утолщение на внутренней стороне обложки.
Типографский брак?
Отец Нил поднес книгу поближе к лампе. Нет, это не промах переплетчика. Край обложки был отклеен, потом его подклеили заново. И под ним что-то было.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.