Тайна Тихого океана - [121]

— Ты не понял! — захныкал штурман, — Он просил научить «Кобре Пугачева»!

— А это военная тайна, — Илья снизу пальцем закрыл распахнутый рот штурмана, по военному четко развернулся на каблуках и, насвистывая «Гимн холестерину» собственного сочинения, отправился в грузовой отсек. — Кстати, я бы на твоем месте, коллега, поторопился в кабину. Сдается мне по шуму моторов, что у самолета не пашет восемьдесят процентов бортовых систем, — бросил старшина через плечо.

И вдруг ему навстречу, кто бы вы думали?

— Эй, чехол, а куда все скипнули? Я не поняла…

— Потанцуем? — Илья галантно приобнял девушку и покинул «Боинг», не выпуская голландское диво из объятий, — Только не вздумай больше царапаться!

Глава 18. Алес!

Голодное дуло снятой с шасси тридцатимиллиметровой автоматической зенитной пушки целилось пальцем в небо. На руках втащившие орудие на крышу Артиллерийского музея Ганс и Андреас отфыркивались, будто подравшиеся коты. Шишковатые кевларовые шлемы норовили сползти на носы, камуфляжные куртки прели на поясницах, в мышцах сворачивалось кислое молоко, концентрированный рассол слюны разъедал языки. Где-то там, в непроглядных чернилах выси, хоронился вражеский самолет с самыми страшными в мире бойцами — «мегатонниками».

Оранжевые указки двух фонариков, иногда скрещиваясь, зашатались по небесам. Лично от Мартина Ганс и Андреас получили почетное право нафаршировать пятидесятимиллиметровыми латунными червями алюминиевое брюхо лайнера, лишь только «Боинг-747» окажется в зоне прямой видимости. Но ни видимости, ни наводящего сигнала от развернувшегося внизу радиолокационного поста не было. Ганс и Андреас получили приказ в случае отсутствия видимости палить на звук приближающихся моторов, но не слышалось и характерного зудящего нытья турбин. Вместо этого воздух вибрировал от леденящего душу воя, словно с неба падает стая волков.

— Эти русские всегда так по идиотски празднуют Новый год? — Ганс отпустил одолженный в залах полевой призменный бинокль образца сорок третьего года, и тот повис на сыромятном ремешке через шею. Приходилось пользоваться подобным старьем, поскольку все приборы ночного виденья отказали из-за мороза — сделано в Бразилии.

А в черной, клубящейся снегом бездне парили чаровницы, на высоте семисот метров датчик давления автоматически распахивал парашют, и красотки благополучно опускались вокруг и на площадку Кронверка. Правда, визжать и вопить на разные голоса с раскрытием парашютов дамы не переставали — и это было только на руку Кучину. Психологическая атака, как во время Великой Отечественной, когда летчики сбрасывали на врага дырявые бочки и рельсы, которые в полете издавали такой жуткий свист, что враг терял всяческий боевой дух.

На голову Ганса коршуном спикировала тряпка и превратилась в капюшон. Ганс замолотил пудовыми кулаками воздух вокруг себя. Оранжевые зайчики фонариков затеяли чехарду.

— Держись, я помогу! — испуганный до стелек в ботинках рванулся на выручку Андреас, и эхо заиграло этим криком в пинг-понг. Умом понимая, что заведомо опаздывает, соратник елозил ногами по коварно скользкой поверхности изо всех сил, чуть не уехал вправо, где тень скапливалась, будто грязь в луже.

Но Ганс уже справился сам и очумело уставился на трофей цвета куриной желчи:

— «Кензо»… — растерянно прочитал он вышивку на лейбле, — «Кензо»! — восторженно фыркнул он, засовывая тряпку за пазуху. Было вздувшиеся бугры мышц счастливо опали, — Будет сувенир из заснеженной России для Гретхен!

Вторая тряпка — цвета маренго — несвоевременным кленовым листом опустилась на снарядный ящик.

— А это для официантки из…

Но к трофею первым успел жилистый, будто виноградная лоза, Андреас.

— «Армани»!

— Зачем тебе «Армани»?! Уступи, у тебя ведь нет подружки!

— Теперь будет! — отрезал Андреас, — Смотри, какая большая падает, хватит на всех!

С неба на крышу опустился парашют из прекрасного розового шелка, к которому в нагрузку прилагалась длинноногая красавица, расфуфыренная в кольца и браслеты с византийской роскошью, но в джинсовых блеклых шортах под норковым манто. По горсти колючих снежинок беспрепятственно попало и растаяло во ртах немцев.

— Здравствуйте, мальчики. Не подскажете, какой это город? — по-чешски спросила небожительница. Первая ее мысль на твердой земле машинально посвящалась тому, что тушь, наверняка, потекла, на голове — черти что, и хорошо бы горячую ванну…

— Хальт! — направил на девушку Ганс ствол винтовки Мосина.

— Хенде хох! — рявкнул Андркас, целясь в красотку ППШ[143] — естественно, вся Бормановская группа захвата музея не тащила с собой оружие через десяток границ, а вооружилась на месте отреставрированными трофеями.

— Я требую чешского консула! — возмутилось явление. Лучи фонариков впились в гостью, и оставшиеся без присмотра брусничные тени со всех сторон плотней прижались к зенитной точке.

— Может, ее пристрелить?

Девушка испугалась всерьез и покорно приняла позу «руки вверх». Но это оказалась фальшивая покорность. Возбужденно дыша, вроде бы от страха, чешскоязычная девушка сделала один робкий шажок вперед, затем второй. Затем, обворожительно улыбаясь влажными губами, оказалась на лафете зенитной пушки. Затем начала изгибаться, ерзая, будто на цепочке, вокруг дула, настолько недвусмысленно и откровенно, что у Ганса и Андреаса по второму разу отвисли челюсти.