Тайна темной комнаты - [6]

Представил я, как мы со всем этим грузом через темный зал плывем, а потом еще взбираемся по вертикальной стене!

— Может, — говорю, — телевизор с собой взять, чтобы там программу «Время» смотреть?!

Ничего не ответил на это Гага, даже голову от своего дурацкого списка не поднял! Потом только произнес:

— Так… За хлебом и конфетами ты сходишь, или мне нужно идти?

— Схожу!

— Деньги нужны?

— Есть!

Вышел я от него, пошел в булочную. Ладно, думаю, — сделаем все так, как он хочет. Посмотрим! Вошел я в булочную, взял на руки две буханки, схватил кулек с конфетами, шел уже к выходу — потом посмотрел вдруг почему-то вниз, себе под ноги. И чуть было не упал от ужаса: гляжу, на полу около кассы, свернувшись и мурлыча, та самая кошка лежит — черная, с белой головой, которую мы на нашем необитаемом острове видели! «Как же она тут оказалась?» — мелькнула мысль.

Почему-то в тот момент не подумал, что спокойно она оттуда пришла сюда, по обычной дороге, и ни по каким катакомбам не лезла! Но посмотрел я потом на кошку, как лежит она, спокойно мурлыча, и понял вдруг: никакого острова нет, есть просто какой-то заброшенный участок в десяти минутах ходьбы от нашего двора! Положил я почему-то буханки и конфеты на место, обратно к Гаге побрел. Он так и подскочил, когда про эту кошку услышал. Выскочили мы от него, к булочной помчались.

— Но мокрая ведь она? — на бегу спросил Гага.

Но нет — абсолютно сухая кошка оказалась! Открыла снисходительно глаза, когда Гага ее рукой тронул — и снова зажмурилась.

— Так, — Гага тихо сказал и из булочной вышел.

Я догнал его/ Молча шли с ним по улице. Вошли во двор, дошли до парадной, поднялись.

— Ну, я пойду? — робко спрашиваю.

Гага только убито рукой махнул — так расстроился.

…Недели через две после этого ехал я с родителями в гости на такси. Переезжали мы какой-то мостик, через какой-то промышленный ручей — в него со всех сторон сточные трубы впадали, по берегам деревья росли, и вдруг мелькнула за деревьями та красная стена, из которой мы вылезли тогда к нашему «необитаемому острову»! И над стеной этой — высокая труба, и на трубе этой выложено было белым кирпичом: «1924». То есть работает там обычный завод, и ничего таинственного ни за этой стеною, ни рядом — нет. Наутро встретились мы с Гагой в школе, и я рассказал ему об этом. И долго после этого мы не вспоминали о нашей экспедиции.

Пока однажды…

День этот я хорошо запомнил: как раз накануне Первого мая это было. Еще бы не запомнить: объелся я за ужином блинов, а точнее — оладьев. Лежал на диване и стонал.

И вдруг — звонок. Абсолютно некстати! И появляется, ясное дело, Гага. Кто другой еще может настолько некстати появиться? По глазам его вижу, вернее, по одному даже глазу, он ко мне профилем сел, что появилась у него очередная безумная идея.

— Спишь? — вроде бы равнодушно спрашивает.

— Сплю, — говорю. — А что? По-моему, лучше спать, чем делать глупости!

— Думаешь? — спросил Гага.

— Уверен!

— Прости, что я тебя поднимаю, — изысканно-вежливо говорит Гага, — но может быть, выйдем на секундочку во двор?

— А дальше?

— Нет, только во двор. Этим и ограничимся. Встал я, оделся, хотя не очень-то верил, что он двором ограничится.

Вышли во двор. Почти во всех окнах свет горит. Понятно, завтра праздник, люди готовятся. Вот в моем окне, на третьем этаже, бабушка показалась. В другом окне, тоже на третьем этаже, Гагина мать встала на подоконник, свесилась — какую-то банку между стекол поставила. Обыкновенно все. Спрашиваю:

— Ну что? Гага говорит:

— Здорово, а? Почти все окна горят! Посмотрел я на него с изумлением: совсем уже, что ли, умишком ослабел? Вытащил меня во двор, чтобы я посмотрел, как окна светятся в доме?

— Да… здорово горят! — чему-то радуясь, говорит Гага. — Одно только не горит… Не знаешь — это в моей квартире или твоей? Посмотрел я — действительно: одно окно на нашем этаже темное. Ну и что?

— Не знаю, — говорю, — в чьей это квартире, в твоей или моей, какая разница? Я у соседей редко бываю, так что точно не помню, чье это окно… Судя по расположению — оно и к твоей квартире относиться может, и к моей. Могу идти?

— Да… Интересно, — говорит Гага. — А видел ли ты когда-нибудь, чтобы в окне этом свет горел?

— А почему бы ему там не гореть? — спрашиваю.

Но сам начал уже вспоминать..

Вообще часто так было, что мы во дворе играли до темноты, видели, как в окнах начинал свет зажигаться — в одном, после в другом. И мне тоже стало вдруг казаться, что окно это — в самой середине третьего этажа — всегда темным было.

— Ну и что? — спрашиваю Гагу.

— Не знаю, — он пожал плечами.

— То есть, ты хочешь сказать, что это особенное какое-то окно?

Гага долго молчал, потом спрашивает:

— Не знаешь случайно, сколько окон в вашей квартире всего?

— У нас в двух комнатах три окна, в кухне одно, и у Лидии Григорьевны с Борисом Ефимычем два. Шесть.

— Так, — говорит Гага. — У нас — три, в кухне — одно и у соседа-кочегара — одно. Складываем твои окна с моими — получается одиннадцать. Теперь сосчитай, сколько всего окон на третьем этаже.

— …Двенадцать! То есть, ты хочешь сказать, что одно окно лишнее?

— Ну, может и не лишнее, — говорит Гага. — Но ясно, что оно ни к моей, ни к твоей квартире не относится.