Тайна - [7]

Солнце садилось, и воздух успел окраситься в пурпурно-алый цвет. Добежав до следующего угла, Том вдруг со всей ясностью увидел белую надпись на табличке с названием — «улица Ауэр». Слово поразило его полным отсутствием значения.

Ауэр.

Наш.

Час[1].

5

Том свернул за угол и увидел впереди движущийся поток на Калле Бурле. Облако пыли над дорогой было теперь темно-бордовым. Фары машин, фонари на велосипедах и повозках плыли в воздухе, подобно стайке светлячков. Вдруг послышалось жалобное конское ржание.

Один из преследователей Тома уже завернул за угол, а за ним, гораздо быстрее, чем ожидал Том, показался второй. Тощий мальчишка обогнал толстого и был теперь всего в пятнадцати ярдах сзади. Он бежал, высоко поднимая ноги и руки, в одной из которых сверкал нож. Расстояние между ними быстро сокращалось. Мальчишка был настолько уверен, что догонит Тома, что позволил себе притвориться, будто его сбивает с ног ветер и на несколько секунд остановиться. Высокомерие его пугало Тома даже больше, чем блестящее лезвие ножа — казалось, парень считает себя абсолютно непобедимым. Он вот-вот догонит Тома, и к тому времени успеет стемнеть уже ровно настолько, что люди, выглядывающие из окон, чтобы понять, что означает вся эта беготня, не смогут разглядеть, что произойдет дальше.

У Тома закололо в боку.

На Углу улицы Ауэр и Калле Бурле ему придется выбирать, куда повернуть, но в любом случае тощий мальчишка обязательно его догонит. Звук его шагов раздавался так близко, что Тому страшно было оглянуться. Он не успел решить, куда лучше свернуть, и, добежав до угла, побежал дальше, вперед.

Вытянув вперед руки, он полетел с тротуара в самую гущу движущегося потока. Вокруг гудели машины, какой-то мужчина кричал что-то неразборчивое. Преследователь Тома, успевший выбежать на перекресток, тоже закричал. Том увернулся от заднего колеса велосипеда и успел увидеть, что сзади на него надвигается лошадь. Еще один велосипедист, ехавший прямо на него, сумел отклонить свой велосипед, словно циркач во время представления, но не успел выровнять его, и упал, ударившись плечом о землю. Лицо велосипедиста выражало при этом крайнюю сосредоточенность, словно он просто пытается решить интересную трудную задачу. Велосипед отлетел в другую сторону, и прямо перед Томом выросла лошадь, размером с гору, состоящая из кожи и волос. Том кинулся влево. Лошадь в панике рванула вперед, и колеса экипажа, который она тащила, переехали несчастного велосипедиста. Том слышал кругом визг резины и грохот металла, потом перед ним неожиданно открылось ярко освещенное пустое пространство, и он тут же кинулся туда. Дважды прогудел автомобильный гудок, и, повернув голову, Том увидел надвигающиеся на него, как в замедленной съемке, фары. Том вдруг понял, что не в силах больше пошевелиться. Он ясно видел между фарами металлическую решетку, а под ней полированную полоску бампера. Над бампером и решеткой едва проступало за ветровым стеклом лицо водителя.

Том знал, что машина вот-вот собьет его, но все равно не мог двигаться. Он не мог даже дышать. Фары становились все больше, расстояние между Томом и машиной сокращалось. По телу его словно пропустили холодную волну электрического тока. Он мог только стоять и смотреть, как машина подъезжает все ближе и ближе, пока она наконец не ударила его.

И когда машина ударила его, с Томом начали происходить события, которых невозможно было избежать.

Волна тупой боли захлестнула его в тот самый момент, когда колесо машины врезалось в его ногу, сломав головку бедра и тазовые кости. Голова его разбилась о решетку, и глаза стала заливать кровь. Он тут же потерял сознание, тело его повисло на секунду на решетке и начало медленно сползать вниз. Еще две-три минуты оно висело на колесе, пока машина крутилась среди падающих велосипедов и шарахающихся лошадей. Плечо его треснуло, а сломанная кость правой ноги вылезла наружу, прорезав мышцы и кожу, словно острый поварской нож. Только через пятьдесят футов машина смогла наконец остановиться, а испуганные кони успели либо успокоиться, либо убежать. Тело Тома сползло с бампера на землю.

Содержимое его желудка и мочевого пузыря непроизвольно вылилось наружу.

Водитель открыл дверцу и выпрыгнул из машины. И в какую-то долю секунды, пока водитель с перекошенным от ужаса лицом добежал до передней части машины, с Томом Пасмором произошло еще одно событие, самое неизбежное из всего, что случилось за последние шестьдесят секунд. Сердце его остановилось, не выдержав волны боли и шока, и Том умер.

Часть вторая Ранняя скорбь

6

Том почувствовал небывалую легкость и ощущение полной гармонии и понял, что не испытывает больше боли. Какая-то сила давила его к земле, эта сила безнадежно пыталась вернуть его в тесную оболочку. Но чувство легкости и свободы от земного притяжения мягко, но неумолимо тянуло его вверх. Крючки, глаза и липкие пальцы, пытавшиеся удержать его, один за другим повисали в воздухе, словно нити. Они натягивались все туже и туже, и Том вдруг испугался, что поддастся им — на него накатила вдруг волна жгучей любви ко всему, что он покидал. Путы вдруг отпустили его с тихим, едва слышным звуком, и любовь ко всему земному охватила его с новой, небывалой силой. И, потеряв земную сущность, Том понял, что любовь — по сути то же самое, что горе и потеря.