Тайна старой леди - [37]

И я, правда, была немного странной, и это мягко сказано. Осознавала это и все же…я была такой, иначе это была бы не я. Те кадры с камер видеонаблюдения, которые показал мне Ярослав, просто должны были дать мне понять, что я создала утопическую, слишком идеальную модель поведения для своего будущего мужчины. Я условно определила для него нормы и границы, а потом отслеживала нарушения, не понимая ни тонкости отношений между полами, ни мужской природы.

Я была идеалисткой и максималисткой. И даже сейчас, понимая и осознавая это, я чувствовала, что образ моего мужа уже не воспринимался, как идеальный. Я ощущала то — в машине, как измену. Я не перестала любить его, не чувствовала обиды. Но появился отголосок непонимания и неприятия того его поступка. И из-за этого я пустила в свою душу намек на возможность новых отношений. Отношений без возможности тех страшных последствий, которые я пережила. Ярослав был бесконечно притягателен и убедителен с этими его признаниями, но не вписывался в мое будущее потому, что не отвечал моим требованиям всего по одной причине — был оттуда.

Папа договорился о встрече и ездил в Питер к отцу Ярослава. Когда вернулся, я спросила только: — Рассказал?

— Рассказал. Все, что узнал. Теперь пусть сами думают.

Некоторое время у нас было тихо и спокойно. Летняя жара сменилась сентябрьской прохладой. Потом потянул осенним сквознячком, заканчиваясь, октябрь. Это тоже был хороший месяц — урожай собран, грядки вскопаны. Листья в саду постепенно сгребали и складывали в компостную кучу, оставляя на виду все еще зеленую траву.

Времени стало больше. Готовку перенесли в дом. Когда похолодало, подсох погреб, и мы опустили туда овощи. Дела по дому, конечно, были. Они занимали какое-то время, но мне хотелось заняться чем-то более интересным и нужным. Я стала искать работу. Для начала пошла в ту строительную контору. Меня не взяли исключительно потому, что не сезон. Строительный малоэтажный бум приходится на другую половину года, а с теми заказами, что идут сейчас, они справляются и сами. В школе к началу учебного года тоже заполнили вакансии. Я приуныла. Папа пообещал узнать о должности секретаря в больнице, что-то он там слышал.

Как-то мы сидели дома с мамой и кушали виноград. Продолговатые полупрозрачные «дамские пальчики» были с маленькими косточками, и выбрав их, мы давали половинки ягод дочке. Она спокойно сидела в своем углу и муслякала ягоды, выплевывая шкурки на слюнявчик — спокойная разумная девочка, никакая не хитрая Славка. Подумала это и, очевидно по ассоциации, как-то особенно живо вспомнился Ярослав. Красивый сильный парень, умный, взрослый, влекущий… Что-то сжалось в груди, тоской зеленой расползлось по телу, делая руки слабыми и выжимая слезы. Мама сказала:

— Ты же любишь его, Ариша. Еще с тех пор он тебе не безразличен. Ты надумала себе тогда, напутала. И он тебя любит. Позови ты его.

— Не могу, боюсь, — почему-то не отрицала я наличия любви. Ни его, ни своей.

— Как же глупо у вас все получилось. Ты так и просидишь тут всю жизнь, выращивая помидоры? Девочка, которая боится выйти из дому, потому что очень красива? Нелепость какая-то.

— Мам, зато я жива.

— Если всю жизнь так жить… Хотя да, оно конечно, согласна.

А потом объявили конкурс на проект небольшой пристройки к санаторию. Я прочитала об этом в местной газете. И решила рискнуть. Даже если не выиграю, то повышу свой уровень, хоть немного буду занята тем, что мне нравится. Для того, чтобы узнать особенности этой работы, нужно было идти к заказчику. Я оставила маму с Мирой и пошла, договорившись предварительно о встрече. Мне просто не повезло или это невезение было уже закономерным? Двое молодых мужчин выдали мне уже распечатанными все требуемые параметры заказа. А дальше все пошло предсказуемо.

Если бы еще он был один, а то включился момент состязательности, или что еще? Меня буквально не отпускали домой. Вежливые, потом твердые и уверенные отговорки не принимались во внимание. Ребята были, скорее всего, с тем самым лихим прошлым — лексикон, раскованность, то как они обращались ко мне… Я поняла, что влипла, испугалась и сорвалась — откровенно нахамила, послала. Дверь заперли, и я запаниковала по-настоящему. Когда один из них подошел ко мне, рванулась из его рук, схватила каменный письменный прибор, стоявший на столе, и бросила в окно, закричав и призывая на помощь.

Там много чего потом было, в том числе и разбитый нос мой и свидетельские показания в полицейском участке. Того, кто хватал меня, задержали, потом выпустили и мне начали поступать угрозы. Требовали, чтобы я забрала заявление, а когда я просто не успела этого сделать, на пустом повороте улицы по пути к магазину в плечо мне вогнали нож.

Я почти не помнила, как это случилось. Тихие шаги сзади, уже за спиной, рывок, потом как будто вспышка перед глазами от боли… Все обставили, как ограбление — исчез кошелек. В нем было тысяча двести тридцать рублей.

Когда я пришла в себя после операции, со мной сидел папа. Я смотрела на него и с жалостью думала, сколько же им пришлось пережить из-за меня, из-за красоты этой проклятой. Почему я не могу жить как человек, просто пройти по улице, чтобы не приставали? Учиться в университете, чтобы не ненавидели. Просто жить, чтобы про меня все забыли…