Тайна старого фонтана - [3]

Я стараюсь засмеяться, но смех застывает на губах.

— Да уж, совсем без оркестра.

Я хватаю бокал и выпиваю содержимое одним глотком. Билл наполняет его вновь. Хочется закурить, но я же стараюсь бросить. Самое время, Люси. Кому сейчас есть дело, жива ты или нет? Так, хватит сантиментов, я сама себя раздражаю. Лучше сосредоточиться на алкоголе. Если продолжить пить, я отключусь, а если отключусь, ничего не буду помнить. Ни его прикосновений к моей щеке, ни поцелуев…

— Ну хватит, — неуверенно улыбается Билл, — все уже закончилось.

— Правда?

— Тебе больше никогда не придется видеть всех этих людей. Ты больше не увидишь его.

Единственное, чего Билл не понимает, а у меня не получается объяснить, так это то, что я должна увидеть его снова. Даже после всего случившегося мне бы стоило бежать от него как можно быстрее, а я привыкла к нему как к наркотику. Так было с первого дня.

Позор. Я читала, что похороны состоялись сегодня ночью на кладбище к югу от реки. И я не могу перестать думать о нем, о его полных горя глазах, об этих прекрасных серых глазах, уставленных в землю, о холодных каплях дождя на его плече, когда холодной ночью на Тауэрском мосту я грела руки в его пальто, пока он целовал кончик моего носа. Как же хочется обнять его, сказать, как мне жаль, как сильно я скучаю. Сейчас, когда все, что я чувствую, — это позор и бесчестье, я каждый день сгораю от стыда, но не могу забыть наши чувства. Нам не были суждены эти унижение, печаль и хаос.

— Стоит об этом подумать, по-моему, это как раз то, что тебе нужно.

Билл ласково смотрит на меня, ожидая ответа.

— Что? Прости, я отвлеклась.

— Парень сестры Фредди, — по-видимому, повторяет она. — Он только что вернулся из Италии, с того языкового курса во Флоренции, помнишь? — дает подсказку Билл, и, чтобы успокоить ее, я киваю, даже несмотря на то, что ничего не помню (за последние двенадцать месяцев так много всего потеряло значение для меня, что я даже не помню, кто такой Фредди — коллега Билл?).

— Там он подружился с девчонкой, которая присматривала за домом по выходным, — продолжает она. — Я называю его домом, но это скорее особняк или замок. Фредди говорит, он огромен и там живет какая-то знаменитость, но та девчонка никогда ее не видела. Эта женщина затворница и никогда не выходит в люди. — Билл падает на диван. — Звучит интригующе, правда? Прямо как начало романа. — За диванной подушкой что-то есть, и она тянется, чтобы достать его. — Гляди-ка, — оживляется она, — я нашла 50 пенни!

Я нахмуриваюсь:

— Какое это все имеет ко мне отношение?

Билл закидывает ногу на ногу.

— Девчонку уволили, и они ищут ей замену. Но не афишируют этого — судя по всему, они никогда не давали объявлений. По рассказам, та тетка немного не от мира сего, но что в этой работе может быть сложного? Протереть пыль с пары полок, пол подмести… — Она корчит рожицу. Интересно, Билл видела, как ухаживают за домом, где-то, кроме мультика о Золушке? — А потом можно загорать весь день с сексуальным итальянцем, с которым познакомишься в городе. Я бы и сама поехала, если бы не нужно было идти на работу в понедельник.

Я с подозрением спрашиваю:

— Что ты предлагаешь?

— Просто подумай об этом, Люси. — Ее голос смягчается. — С тех пор как это произошло, ты отчаянно хотела уехать. Ты не прекращала говорить о том, как невыносимо оставаться здесь… Иди, кое-что покажу. — Она поднимается и ведет меня к зеркалу в коридоре. — Скажи мне, что ты видишь, только честно.

По всей стене развешены старые фотографии. Вечеринки с Билл, выходные с друзьями, прыжок с моста на канате, на который я решилась в свой двадцать пятый день рождения, вырвавшись наконец на свободу и начав строить собственное будущее. Я смотрю на них, как на жирные знаки препинания в истории моей жизни, разделяющие годы до него и одинокие дни, плавно перетекающие в недели, — после. Я была другим человеком тогда: ярким, полным надежд, легким и живым. Что же я вижу сейчас? Круги под глазами после ночей, когда я изводила себя мыслями о том, что было и что могло бы быть, щеки впали, блеск в глазах погас, теперь они выражают грусть, только грусть.

— Нет, не хочу, — отмахиваюсь я.

— Ты не ты, Люси. Это не ты.

— А чего ты ждала? — набрасываюсь я на нее; сил для ссоры у меня нет, но и сдержаться не получается. Мне нужно накричать на кого-то, выплеснуть злость, потому что злость на саму себя меня измучила. — Ее сегодня похоронили, ты в курсе? По-твоему, мне нужно забыть обо всем горе, которое я принесла, и просто уехать на каникулы в Италию?

— Это не каникулы, это работа. Посмотри правде в глаза, тебе это нужно.

— Я справлюсь.

— А ты подумала о прессе? — перебивает она меня. — Что будешь делать, когда они оборвут твой телефон и начнут караулить под дверью, не давая проходу? Или ты надеешься на его защиту? Ему все равно, Люси, плевать он на тебя хотел. Он повесит это все на тебя — что тогда?

— Не говори так о нем.

— Ладно, не будем поднимать эту тему. Мое мнение ты знаешь. Я пытаюсь донести до тебя, что это шанс. Поговори с ними хотя бы, это же не навсегда, ты могла бы вернуться, когда здесь все придет в норму.