Тайна смерти Петра III - [51]
Из текста вроде бы следует, что «будущее Отечества» соединено с Павлом, но наследником мальчик опять не назван. Вряд ли стоит обольщаться и сценой из «Записок» Штелина: «Навещает великого князя Павла Петровича, целует его и говорит: “Пусть пока он останется под прежним своим надзором, но я скоро сделаю другое распоряжение и постараюсь, чтобы он получил другое, лучшее воспитание (военное), вместо женского”»>271.
Эта зарисовка тоже не говорит о намерении императора сделать сына наследником. Дав мальчику военное воспитание, вовсе не обязательно надевать на него корону. Применительно к Ивану Антоновичу австрийский посол граф Мерси д’Аржанто передавал 14 апреля слова государя: тот якобы нисколько не заботится «о его мнимых правах на русский престол, потому что он, император, сумеет заставить его выбросить все подобные мысли из головы; если же найдет в поименованном принце природные способности, то употребит его с пользой на военную службу»>272. Такую же судьбу Петр мог готовить и Павлу.
Повисший в воздухе вопрос о наследнике, так же, как и промедление с коронацией, давали богатую пищу для неблагоприятных толков и, в конечном счете, расшатывали власть молодого монарха. Одной из причин переворота было неумение наладить контакт с гвардией. Той самой силой, которая уже на протяжении четверти века держала судьбу престола в своих руках.
Следует помнить, что недовольство армейских и гвардейских слоев – суть разные вещи. В первом случае, лишив войска надежды на щедрые пожалования после контрибуции, Петр залез армии в карман. Однако он совершил и давно ожидаемые шаги, которые не могли не обрадовать офицерский корпус. Император отодвинул на второй план елизаветинских назначенцев, людей придворных, штатских, ничего не понимавших в войне. Вместо них командование получили представители молодого поколения, хорошо показавшие себя в минувших сражениях.
Так, Захару Чернышеву, герою взятия Берлина, император поручил присоединиться с корпусом к войскам Фридриха II, чтобы оказать тому помощь против австрийцев. Командующим армии против Дании был назначен П.А. Румянцев, истинный виновник победы при Гросс-Егерсдорфе. За собой на серьезные должности они должны были потянуть целую цепь способных молодых офицеров среднего звена. Этому обстоятельству можно было только радоваться.
8 июня Румянцев писал из Кольберга Волкову: «Я уже отчаял вовсе быть для меня делу какому-либо… Вы знаете, что всякий ремесленник работе рад… В полковники и штаб-офицеры я доклад подал… разбор мой велик был… я тех, кои не из дворян и не из офицерских детей, вовсе не произвел: случай казался мне наиспособнейший очиститься от проказы, через подлые поступки вся честь и почтение к чину офицерскому истребились»>273. Задержимся на этих словах. В феврале Румянцев побывал в столице, вызванный императором, и уехал обратно в Померанию в начале марта. Письмом Волкову он докладывал об исполнении распоряжений государя. Среди прочего было и пожелание избавиться от офицеров, выслужившихся из солдат и солдатских детей. Оно может показаться нелогичным в условиях, когда после Манифеста о вольности дворянства многие офицеры стремились в отставку, и на повестке дня вставал вопрос о заполнении вакантных мест. Однако Петр III видел дело иначе. Наделяя русских дворян правами европейских благородных сословий, он рассматривал их как своего рода замкнутую касту: неофицерские дети не могли претендовать на офицерские чины. Тем самым нарушался один из основополагающих принципов, введенных Петром Великим, – принцип выслуги, гарантировавший социальную мобильность в империи, то есть возможность подняться по лестнице чинов на высокие ступени Табели о рангах. Конечно, стать канцлером бывший солдат мог только теоретически, а вот получить за храбрость личное дворянство и пробиться в капитаны, командиры полка, коменданты крепости – такие примеры имелись в изобилии. Многих дворян тревожило проникновение простолюдинов в благородную среду. Иначе Румянцев не назвал бы подобных сослуживцев «проказой». Но император обязан был думать не о сословных предрассудках, а о бесперебойной работе государственного механизма. Видимо, он искренне считал, что офицеры должны оставаться на службе из чувства долга, как сказано в Манифесте. Оставляем реалистичность подобного взгляда без комментария.
В армии, как и везде, Петр портил свою репутацию сам. Ведь подчинение вчерашним побежденным унижало русских, нужен был большой такт, чтобы не задевать самолюбия победителей. Фридрих II им обладал, недаром он устроил в Потсдаме прекрасный прием для Румянцева, с маневрами в его честь и совершенно очаровал будущего фельдмаршала. А вот император был лишен способности понимать чужие чувства. Раз он восхищался Пруссией, то, как другие могли не делать того же самого?
27 апреля 1762 г. Петр писал королю: «Я повелел генералу Чернышеву… подойти к вашей армии с 15 000 правильного войска и тысячью казаков, приказав, по мере возможности, исполнять приказания вашего величества. Это лучший наш генерал после Румянцева… Но если бы Чернышев и ничего не умел, он бы не мог дурно воевать под предводительством такого великого генерала, как ваше величество»
