Тайна «Сиракузского кодекса» - [111]

«Ага, Дэнни-бой, — сказал тихий голосок, прорвавшись в паузу, — ты втянул Дэйва. Так же, как ты втянул Джона Пленти. Так же как…»

— Эй, — перебил я, — Джон Пленти сам ввязался. Он влюбился в Рени Ноулс задолго до того, как я вывалился на сцену. Забыл?

«Хватит дурачить себя, — сказал голосок. — Рени сняла его с крючка, не забыл? Так сказал Джон. Они вышли на него, проследив за тобой. Где твоя паранойя, а?»

Джон был с ней связан…

Он был связан? Это она его использовала.

Для чего? Как знать? Для перевозки?

Здесь я остановился. Прошагал к трупу креола. У тамагучи, похоже, кончился бензин. Он лежал на ковре, не пища, и на пустом экранчике не было счета. Конец Зу-Зу. Креол, хоть и в движении, успел увидеть свои две пули. Экстази, наверно, видел, как он вытаскивает собственный пистолет, чтобы купить себе шанс на победу, и тут же падает от двух точных выстрелов, сделанных так быстро, что звук слился в один, а пули легли на расстоянии двух дюймов друг от друга. В стене не видно отверстий: ни один патрон не был истрачен зря. При виде этой смертоносной точности Экстази бросился к двери. Его подстрелили на бегу, в спину. Третий отличный выстрел.

Перевозки…

«Все при тебе, дурная голова, — подзуживал голосок. — Отмотай назад…»

…«Ты не часто занимаешься обрешетками… Вспомнил?»

Я вспомнил. Когда я делал Джону рамы для «ню» Рени Ноулс, он попросил меня смастерить и обрешетки. Изготовление обрешеток — особое искусство; я предложил дать ему телефон мастерской, которая этим занималась.

— Ну да, — сказал он, — Герли все время к ним обращается.

— Так обратись к ним и ты.

— Нет. Ей не нужно…

Джон прикусил язык и начал заново.

— Ну, окажи мне услугу, Дэнни, сделай обрешетку. Большое дело?

«Не знаю, подумал я, глядя на пропитанную кровью апельсиновую рубашку креола. — Что такое большое дело?»

Но тогда я сказал;

— Конечно, Джон, я что-нибудь придумаю. Но у меня рейки только из сердцевины яблони, а они стоят дорого: в десять раз дороже, чем те, что используют в мастерской.

— Ладно, сказал Джон, — пришлешь мне счет.

Но потом он добавил:

— По нашей обычной договоренности упаковочный материал обеспечиваешь ты.

— Я, — сказал я, — достаточно хорошо знаком с процедурой изготовления обрешеток, чтобы с ней не связываться.

Джон пропустил мои слова мимо ушей и напряженным тоном, который я задним числом истолковал как недовольство своей неумелой ложью, предложил:

— Как насчет изготовить упаковку для двух картин вместо одной?

— Хорошо, — сказал я. — Размеры те же?

Джон поморщился:

— Нет, — словно в задумчивости проговорил он и вытащил из кармана сложенный листок. — Отталкиваясь от теоретических размеров холста… — смущенно начал он.

— Я что, с ними не работал? — озадаченно спросил я.

— Нет, — сказал он, гримасничая, — ты не работал.

— У тебя новый багетчик? — начал я.

— Нет, насчет этого не беспокойся, — торопливо перебил он. — Просто сделай обрешетку для размеров девять на тридцать дюймов.

— Включая упаковочный материал? — спросил я.

— Да.

Для его предыдущего полотна я делал раму четыре на тридцать на пятьдесят дюймов, плюс пенопластовая подкладка — обрешетка к нему потребовалась бы около десяти на тридцать шесть на пятьдесят шесть. Когда я об этом напомнил, Джон отмахнулся:

— Может, там будет просто рисунок. Ты управишься до пятницы?

До пятницы оставалось два дня, и разговор пошел о сроках.

Все эти месяцы у меня где-то на задах сознания сидела мысль, что Джон завел нового багетчика. И я упорно искал ответа, почему. Может, он не доволен моей работой?

Так вот, Джон вовсе не менял багетчика. Держался того же самого.

Если тебя признали надежным лохом, к чему перемены?

Сегодня я увидел «работу» Джона в багажнике «БМВ» Рени. Писать ее ему не пришлось: она была написана полторы тысячи лет назад. Добавьте припуск на обычный упаковочный материал: три дюйма «Сонекса» вокруг пеноизолятора и запаянной пластиковой обертки и вы как раз уложитесь в данные Джоном размеры. Ему бы понадобилось только какими-нибудь простыми инструментами сделать выемку для вакуумного клапана.

Отлично подошли бы зубки Рени.

Стало быть, Джона Пленти тоже втянуло в алчный водоворот вокруг «Сиракузского кодекса». Я никогда не считал его близким другом, но все же чего ради Джон стал бы обманывать меня? «Точь-в-точь как Мисси, — подсказал голосок, — хотя она не служила в морской пехоте». По военному опыту мы с Джоном были в некотором смысле коллегами. Собратьями по испытаниям. Но свою артистическую личность он всегда держал за стенами внутренней крепости, в которую мне, простому ремесленнику, ходу не было. К этому кусочку головоломки мне никогда не найти объяснения.

«Он тебя подставил, без обиняков, — объявил голосок. — Думай заново над каждым словом, какое от него слышал».

— Ради возлюбленной Рени, — решил я, — Джон когда-то и как-то доставил «Кодекс» кому-то куда-то.

Как? Мы теперь знаем. Дэнни Кестрел смастерил обрешетку. Умница. Болван. Через два года догадался.

Голосок не отставал: «Ей, — сказал тогда Джон, — не нужно…» — чего? Джон говорил о Рени, так? Рени не нужно было втягивать в передачу товара Герли, и тем более ее упаковочную мастерскую, так? Джон пришел прямо ко мне. Ему нужна была только одна обрешетка. Картина в раме лежала у меня в мастерской. Почему бы не заказать заодно и обрешетку? Дать денег старине Дэнни. Ну и что, что яблоневая сердцевина дороже? Эта разница в сравнении едва заметна. Не говоря уж о том, что обычный мастер наверняка не согласился бы закончить работу к пятнице.