Тайна рубина - [3]

В тихую ясную погоду с одной из вершин Таганая видны далекие Урал-тау, Ильменские горы и ряд хребтов западного склона.

Если бы не высокий Иремельский гребень и Нургуш, то в семидесяти пяти верстах от Таганая, после дождя, когда дым лесных пожаров не туманит даль, можно было бы увидеть великана Южного Урала - красавца Яман-тау который до июня не снимает своей белоснежной папахи.

Скучающие зимовщики были рады гостю и забрасывали его вопросами чуть не до полуночи.

На следующий день с утра, как только растаяли ночные тени» Морозов принялся за работу.

Нагрузив сумку инструментами, метеоролог спустился в долину.

По скованному настом снегу лыжи шли хорошо. До полудня Морозов успел замерить температуру в шести характерных точках. Необходимо пояснить, что его интересовали вопросы микроклиматологии, то есть той области климатологии, которая занимается изучением особенностей непосредственно прилегающего к земле слоя атмосферы. Горные болота оказывают влияние на микроклимат не только, в летний период: Морозову удалось заметить их влияние даже в наиболее холодные зимние месяцы. Этому вопросу, почти совсем не освещенному в литературе, Морозов уделил много внимания.

Замер температур занял у него целый день. Он до темноты бродил по долинам, забирался на склоны и только, когда обозначились первые звезды, пошел к станции.

Следующий день ушел на обработку материалов.

По окончании температурных замеров Морозов перешел к замерам снегового покрова.

В новой работе ему помогал Сергей.

Площадь выбранного на карте района они разбили на сеть треугольников, сторона каждого из которых равнялась версте. В натуре эти треугольники ложились не всегда на ровную поверхность; иногда для измерений приходилось залезать на площадки высоких скал или спускаться в глубокие долины. В треугольниках от вершины к вершине переходили по визирным линиям. Один из наблюдателей, оставшись на месте, давал приблизительное направление. Расстояние измеряли в шагах.

Дважды попадалось болото. Морозов осторожно пробирался от коряги к коряге и, взяв глубину, быстро уходил в безопасное место.

На четвертый день они перешли на открытую площадь с неглубоким снегом, и работа стала подвигаться быстрее. К концу недели Морозов полностью закончил свои дела и мог покинуть станцию. Просмотрев последний раз записи наблюдений, он уложил мешок и утром решил идти в Златоуст.

На исходе короткого дня небо совершенно очистилось от блуждающих редких облаков, и на востоке замигали первые звезды. Как обычно, со второй половины дня температура пошла вниз, но вскоре после захода солнца внезапно столбик спирта стал расти. За какой-нибудь час потеплело на пять градусов. Звезды скрылись в снова набежавших тучах, потянуло леденящим ветерком. Появились характерные признаки метели.

Привычка доверять только приборам заставила Морозова еще раз просмотреть их показания. Температура больше не поднималась, но термометр явно нервничал, как говорят синоптики. Чашечки анемометра то совсем останавливались, то начинали быстро вращаться. Стрелки флюгеров метались из стороны в сторону. Приборы тоже предсказывали надвигающуюся метель.

Началась она с полуночи и с каждым часом свирепела все больше и больше. На разные голоса завывал ветер. Луна ныряла из облака в облако. Таганайская метеорологическая станция, как корабль в штурмовую погоду, выдерживала бешеный натиск разбушевавшейся стихии.

Но избушка была крепка, печь хорошо натоплена, а под свист и вой ветра хорошо спалось…

Морозов проснулся ровно в десять, но в комнате было темно: окно до верха занесло снегом. Дверь из сеней открыли с трудом. Пришлось пробивать в снегу настоящую траншею.

Метель нисколько не утихла, но Морозов решил во что бы то ни стало спуститься в Златоуст.

Выйдя из снеговой траншеи, он был, однако, тотчас опрокинут ветром в сугроб. Острые ледяные кристаллы снега кололи лицо. В сыпучем, как песок, снеге лыжи тонули. Морозов попытался сделать несколько шагов. Он наклонился вперед и, закрыв варежкой лицо, старался подняться на сугроб.

Но такое единоборство с метелью оказалось ему не под силу, и он вернулся на станцию.

При всей настойчивости зимовщиков показания метеорологических приборов также снять не удалось. Обитатели станции были замурованы в своем домике, как в склепе.

Поздно вечером поужинали и улеглись спать.

Морозов не мог заснуть. Он ворочался в постели и слушал завывание ветра. Вот мощная воздушная волна с колоссальной силой налетела на домик станции - звук высокого тона в одно мгновение перешел в рокот и оборвался. В это время возник тонкий подголосок и откуда-то из-под карниза кровли начал подвывать, как голодный волк. В трубе - излюбленном месте музыкальных упражнений ветра - целый оркестр: трели, свистки, шипение, хрип, каскады форшлагов и причудливые фиоритуры.

Долго лежал так Морозов, пока не убедился, что ему не заснуть. Тогда он встал с постели, оделся, включил свет и достал план с намеченными линиями изотерм.

В эту зиму на редкость суровые морозы наступили рано, и к середине декабря они уже хозяйничали в районе гор, загоняя зверей в норы и берлоги.