Тайна Ретта Батлера - [45]

— А потому, что Робийяр, ее отец — француз, а все они гордые как сатана. Ее мать, упокой Господи ее душу, была очень важная дама.

— А при чем тут мать?

— Ну как же, Джеральд, неужели ты не понимаешь, что характер девушки передался от матери?

— А мне наплевать! — выкрикнул младший О’Хара. — Мать ее, кстати, уже в могиле, а старику Робийяру я пришелся по душе.

— Вполне возможно, — заметил Эндрю.

— Вот видишь, Джеймс, и Эндрю меня поддерживает.

— Как мужчина мужчину — может быть, но только не как зять.

— Да и девушка никогда за тебя не пойдет, — вдруг вмешался Эндрю.

— Почему? — вновь запротестовал Джеральд.

— Она вот уже год как сохнет по этому повесе, по Филиппу Робийяру, ее кузену, хотя вся семья ее денно и нощно уговаривает перестать о нем думать.

— А кто это такой? — спросил Джеральд.

— Да был здесь один…

— Ну и черт с ним, был да сплыл! — воскликнул Джеральд.

— Да, он уже месяц как уехал в Луизиану, — сказал Эндрю.

— Как ты это узнал?

— Узнал, — коротко ответил Джеймс, не желая признаваться, что источником этих сведений был один из чернокожих слуг, к которому он подослал Порка, лакея своего брата. А Порк был готов расшибиться в лепешку, только бы его хозяин нашел себе невесту и женился.

— Брат, я не думаю, что она так уж сильно была влюблена в этого Филиппа и думаю, если это и так, то скоро пройдет. Какая может быть любовь в пятнадцать лет? — сказал Джеральд.

— Все равно, они скорее согласятся отдать ее за этого головореза-кузена, чем за тебя, — сказали братья в один голос.

Словом, Джеймс и Эндрю были поражены не менее всех других, когда стало известно, что дочь Пьера Робийяра выходит замуж за этого маленького ирландца из северной Джорджии.

В домах Саваны шептались и судачили по адресу Филиппа Робийяра, отбывшего на запад.

Но пересуды пересудами, а толком ничего никто не знал и для всех оставалось загадкой, почему самая красивая из девушек Робийяр решилась выйти замуж за шумного краснолицего ирландца, ростом едва-едва ей по плечо.

Да и сам Джеральд не очень-то хорошо был осведомлен о том, как все это произошло. Он понимал одно: чудо все-таки свершилось и ему как всегда помог Бог.

И впервые в жизни он ощутил несвойственную ему робость и смирение, когда Эллен, очень бледная и спокойная, легко прикоснувшись к его руке сказала:

— Я согласна стать вашей женой, мистер О’Хара.

— Не может быть! — как громом пораженный воскликнул Джеральд.

Но точно так же отреагировали и все остальные. Особенно изумилось семейство Робийяров, ведь никто не ожидал от Эллен подобного поступка. Все были уверены, что девочка никогда не согласится стать женой краснолицего ирландца, который к тому же был намного старше ее.

И только отчасти подозревала об истинной причине случившегося нянька Эллен воспитывающая девушку с самого ее рождения. Только она знала как Эллен, проплакав всю ночь навзрыд, словно ребенок, наутро с твердостью внезапно повзрослевшей женщины объявила о своем решении.

Исполненная мрачных предчувствий, няня передала ей в тот вечер небольшой сверток, присланный из Нового Орлеана с адресом, написанным незнакомой рукой.

Эллен развернула сверток и вскрикнув, выронила из рук медальон со своим портретом на эмали. К медальону были приложены четыре письма Эллен к ее кузену и краткое послание нью-орлеанского священника, извещавшее о смерти Филиппа Робийяра, последовавшей в результате драки в одном из городских баров.

— Это они заставили его уехать: отец, Полин и Евладия! Я ненавижу их! Всех ненавижу, видеть их не могу! Я уеду отсюда, уеду, чтобы больше никогда их не видеть! Уеду из этого города, где все будет вечно напоминать мне о нем.

— Да что ты, успокойся, — попыталась утешить девушку служанка.

— Не могу я успокоиться! — воскликнула Эллен, вытирая слезы с бледного лица.

Ночь уже близилась к рассвету, когда пышнотелая няня, тоже проливавшая горючие слезы, гладя темноволосую головку хозяйки, сделала робкую попытку возразить:

— Бог с вами, голубка, негоже это.

— Я уже решила. Он хороший добрый человек, я выйду за него или приму постриг в Чарльстонском монастыре.

Именно эта угроза и вынудила растерянного и убитого горем Пьера Робийяра дать согласие на брак.

Для убежденного пресвитерианина, хотя и происходившего из католической семьи, брак дочери с Джеральдом О’Хара представлялся менее страшным, чем принятие ею монашеского обета.

Если не считать того, что жених — человек без роду-племени, во всем остальном он был не так уж плох.

— Эллен, подумай, — сказал отец, — ведь Джеральд О’Хара намного старше тебя. Он скорее мой ровесник, чем твой.

— Ну и что, папа? — заметила девушка. — Он хороший и честный человек. И самое главное, может, с ним я буду счастлива.

— Дочь, как бы мне хотелось в это верить и как мне страшно отдавать тебя в чужие руки! — воскликнул Пьер Робийяр, глядя в окно на бегущие по небу облака. — Дочь, он заберет тебя и увезет очень далеко, и я больше никогда не увижу твоих счастливых глаз, не услышу твоего веселого смеха. Ты никогда мне не скажешь «доброе утро, папа» или «спокойной ночи» и мне будет очень грустно. Вот поэтому я и не хочу расставаться с тобой.