Тайна речного тумана - [9]

Серж снисходительно взглянул на нее.

– Это все равно что слесарь-водопроводчик во внерабочее время увидел протекающий кран. Ему плевать на него. Никто его не привлечет за преступное бездействие.

Петр в полемике не принимал участия, глядя на стекающие по стеклу дождевые капли. Своими проблемами он делиться не привык. Ему далеко за тридцать, а он все носится по городу, как подмастерье. Хотелось бы остепениться, но…

Где-то лет через пять после вуза понял, что его дело – хирургическая косметология. Была мысль в свое время – подавать на хирургический поток. Сейчас бы прошел специализацию без проблем, но он – терапевт. Здесь специализации другие. Никуда от этого не деться. Поле деятельности отфлажковано, не выпрыгнешь. И чем дальше от вуза – тем больше расстояние между флажками. Однокурсники давно пристроены, диссертации пишут, обзаводятся кабинетами и регалиями. А он словно не повзрослеет никак. Все суетится, суетится.

Предчувствие беды

– Ну что, Фролов, – в каюте Элла раскинулась на диване, закинув ножку на ножку. – Настало время расставить все точки над «i», тебе не кажется? Я смотрю, ты бриться перестал, бороду отпустил, стал еще больше похож на Пирогова.

Петр подошел к зеркалу, провел пятерней по двухнедельной щетине.

– Почему? Бреюсь, но триммером. Хотя соглашусь – вылитый Николай Иванович.

– И полысел, кажется, еще больше. Если на практике не удалось стать хирургом, так хоть внешне…

Ему снова вспомнился вуз, кафедра общей хирургии. Профессор Борондуков настолько любил основоположника военно-полевой хирургии Николая Пирогова, что если студент на экзамене не знал годы жизни великого хирурга, то рисковал на полном серьезе схватить «неуд».

– Лучше скажи, ты действительно полюбила сухие красные вина? Насколько я помню, у тебя было к ним стойкое отвращение.

Элла посмотрела на него так, словно он в который раз позабыл, как ее зовут:

– Фролов, люди меняются. Особенно после серьезных перемен в жизни. Каковыми являются развод, похороны, свадьба и так далее. А как ты жил все это время, как поется в одной старой песне, «целовался с кем»?

– Тебя всерьез интересует, с кем я целовался? – с лукавством в голосе поинтересовался бывший муж. – Это что-то новенькое, неведомое доселе. – Он прилег на диван и приготовился загибать пальцы. – Итак, начнем с коллег по «Скорой». Фельдшерицу Анюту, позавчера, в качестве бонуса за блестяще проведенную КПВ[4], и исключительно по ее просьбе, я таки чмокнул в щечку, уловив при этом легкий аромат сигарет «Голуаз»…

– Ну, «в качестве бонуса» не считается, – заметила Элла, глядя исподлобья на супруга. – Я имею в виду страстный поцелуй в губы, чтобы взасос.

Петр прищурился, глядя в потолок:

– Ну и светильники здесь, однако… Нет чтоб абажур какой-нибудь придумать, а то бьет прямо в глаза. Значит, в губы, говоришь? Дай-ка вспомнить…

В этот момент он уловил непонятный стук, повернул голову и увидел, что Элла как-то странно скорчилась на своем диване, буквально свернулась в клубок и захрипела. Он вскочил, подбежал к ней. Бледность, крупные капли пота на лбу, судорожные подергивания – все говорило о том, что с ней случился какой-то припадок, возможно – эпилептический.

– Эллочка, что с тобой? – Он поднял ее на руки, присел на диван. Осмотреть язык на предмет прикуса не успел – супруга постепенно приходила в сознание, дыхание выровнялось, стало свободным.

– Что это было? – сонно прошептала она, поправляя прическу. – Я долго была в отключке?

– Совсем чуть-чуть, но слегка напугала. Пришлось дифференцировать с эпиприпадком. Даже судороги были, честное слово.

– Ни фига себе! Совсем как в тот вечер…

– В какой вечер? – ухватился за фразу, как за соломинку, Петр.

– Когда изнасиловали. Примерно так же вырубилась и так же пришла в себя на скамейке в парке. Правда, сколько была в отключке, не знаю. Как будто ничего и не было, только…

– Что «только»?

– Догадайся сам, я не хочу это уточнять, – обиженно воскликнула супруга, осторожно поднялась и, шатаясь, прошлась по каюте. – Да, слегка штормит…

Он вскочил, подошел к ней, чтобы поддержать, если что. Она слегка оттолкнула его руку.

– Смотри, я хочу как лучше, – обиженно развел он руками.

– Спасибо. Постараюсь больше в обморок не падать.

– Мне не дает покоя еще один вопрос… – решил задержать он супругу, видя, как та собирается уходить. – Ты на дух не переносила монументальные картины. У тебя было что-то типа синдрома Стендаля. Вплоть до потери сознания.

– Хватит, Фролов! – строго заявила она, взглянув на часы. – Я не хочу об этом слышать. Раздевайся, принимай водные процедуры и ложись спать, я приду через полчаса, чтобы ты был уже в постели. Усвоил?

С этими словами она стремительно покинула каюту. Подобной прыти он от нее не ожидал, тем более после припадка. Накинув плащ, бросился за бывшей женой, еще не представляя, что будет говорить. Хотелось остановить ее во что бы то ни стало, но на выходе он неожиданно столкнулся с Матарасом.

– Что это… было, Петро? – икая, кое-как выговорил однокурсник, провожая пьяным взглядом Эллу. – Вихрь? Торнадо? Цунами?

– Все три в одном флаконе, – пояснил Петр, пытаясь проскочить мимо.