Тайна Пушкина - [20]
Колокола.
Помолись за меня! Моли Господа ниспослать мне помилование… Освободить мою душу от этой ужасной тоски, спасти меня от отчаяния. Да сократит Господь в своем милосердии срок испытания… Вступись за меня! Ты должна чувствовать мое смятение, тоску, отчаяние… сама должна от этого страдать, — ты так много молилась в земной жизни, а я переполнил ее горестями и страданиями… Да дарует мне Господь милость. Дозволь сказать и мне те же слова, какие ты произнесла умирая: верую, Господи, и исповедую…
Колокола.
Страшно мне!.. Жалкое создание — человек!.. (Пишет, затем медленно читает.)
Колокола.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Обстановка та же. Июльский знойный полдень. Открыто окно, доносится шум улицы. Т ю т ч е в — невысокого роста, тщедушен, неуклюж, рассеян, седые всклокоченные волосы, большой лоб, печальные глаза загадочно смотрят сквозь стекла очков — сидит за столом, читает письмо Эрнестины. Их переписка переходит в диалог взаимных признаний, сопереживаний.
Т ю т ч е в (продолжая читать). «Да, дорогой Теодор! Я далеко от тебя. Мне, видно, суждено любить и молчать… Остается только вспоминать о тех днях, когда я была счастливой. Хотя и говорят, старая любовь не тускнеет, но все же, все же… Нет, я не упрекаю тебя, ты можешь поступать, как желаешь… Я понимаю, бывают удачные браки, но не бывает упоительных… Годы уносят все… Я хочу только одного, чтобы ты был счастлив». (Отложил письмо.) Всегда ты правдива, так глубоко сердечна… Нельзя быть лучше тебя, более искренней, более любящей и преданной. И если бы только какая-нибудь милосердная душа сказала мне, что может доставить тебе удовольствие?.. Черт бы побрал все эти помехи и недоразумения!..
Высвечивается Э р н е с т и н а, жена Тютчева, хрупкая, стройная, сохранившая былую красоту сорокалетняя женщина, она сидит на ковре, перелистывая альбом-гербарий, на полу несколько вскрытых конвертов с письмами.
Э р н е с т и н а (говорит с заметным акцентом, затрудняясь в выборе слов, к финалу пьесы ее акцент становится значительно меньше). Лубить не зависьит от нас… от нашьей вольи. Тебье нужен отдохновение от самого себья… да, да… и от других совьсем отдыхать… И писать свои… как это… по-русски, виршен, стихьи. Ты тогда совьсем другой… Мне не радует твой настроение… Совьсем пропал твой бодрость…
Т ю т ч е в. «А я продолжаю думать о тебе с обычной тревогой — мысль, что ты стала недосягаемой для меня… меня мучит. Видно, такой уж год выдался, что все престарелые мужья покинуты своими женами. Ну ладно, пусть так. Хотя нет ни одной минуты, чтобы я не ощущал твоего отсутствия. Ты существо, лучшее из когда-либо созданных богом. А я… что обо мне говорить. Порою я чувствую себя совсем стариком и возмущаюсь, что так мало могу довольствоваться собою. Ах, каким жалким созданием становишься, когда сознаешь себя во власти того, что не является твоим собственным, личным я… Видно, годы мои ушли и ничто в настоящем не принадлежит мне и не радует меня».
Э р н е с т и н а. Скажи мне, я принадлежу тебье? Только я одна?
Т ю т ч е в. Отчего ты об этом спрашиваешь?
Э р н е с т и н а. Мне что-то немножько тревожьно, неспокойно на душье… Я ведь понимайт, мужьчины в твой возраст нуждаються общества приветливой женщина… Это их вдохновляйт…
Т ю т ч е в. «Только ты одна, Нести, только ты! Ради бога, береги себя, ибо пока ты есть — не все еще стало небытием. Право, невероятно, что есть люди, которые могут видеть тебя в любой час дня, и что я не в их числе. Мне нечем заполнить эту пустоту, созданную твоим отсутствием».
Э р н е с т и н а. Я очень хочью тебье верить. (Перелистывает страницы альбома.) «Воспоминание о счастьливых дньях, 5 июнь 1835 год». «Воспоминанье о моьом отъезд из Мюнхен». Сухьие цветы остались… Наш последний свиданий Генуя. Тогда мы решил расстаться совьсем. О нашей связь узнала твой жена и хотел покончить жизнь… Это был мой вина… И будет мучьить всегда, всей жизнь…
Т ю т ч е в. Уж столько лет минуло, а ты все еще не можешь забыть… Твоей вины нет. У Элеоноры случилось нервное потрясение, вскоре после последних родов! И тогда она нанесла себе несколько ударов в грудь кинжалом от маскарадного костюма. К счастью, ни один не оказался опасным.
Э р н е с т и н а. Это все же повлиял на здоровие твойей первая жена, ускорил ей смерть. Я всегда буду думайт так.
Т ю т ч е в. «К чему ворошить прошлое? Мы были молоды, страсть потрясала нас… Была иная жизнь… Но сейчас меня беспокоит лишь одно — как сохранить твое благорасположение. И если господь продлит нам веку, мы непременно свидимся, а пока буду находиться в почтительном ожидании твоих писем. Целую твои ручки». (Отложил письмо.) Жизнь, жизнь человеческая, какая нелепость…