Тайна Пристройки 3 - [43]

— Идите, проверьте! — сказал Морс.

Но и в гараже машины не было. А когда Льюис нажал на звонок, его эхо прозвучало внутри зловеще пустого дома.

Двадцать девятая глава Понедельник, бго января, до полудня

Последнее удовольствие в жизни — избавление от всех обязательств.

Уильям Хэзлитт

Там, где Морс решил повернуть направо мимо супермаркета, несколькими минутами раньше Маргарет Бауман повернула налево мимо пекарни, а после направилась на юг, к центру города. В Сент-Джилсе, в результате строгих штрафов для водителей, превысивших двухчасовую стоянку (даже на пару минут), теперь почти в любое время можно было найти свободные места для парковки — нечто немыслимое раньше. Маргарет припарковала машину именно на такое место, перед рестораном, после чего медленно пошла к автомату с билетами, который находился в двадцати метрах оттуда. Все это время, начиная с того момента, когда она вошла в комнату Секретаря, и до сих пор, ее оцепеневшее сознание отказывалось принимать суть положения, в котором она находилась, и каким-то странным образом отстранялось от того, что (она знала) будет фатальной неизбежностью в ее судьбе. Когда ее допрашивали полицейские, она лучше владела голосом и поведением, чем осмеливалась надеяться. Не совсем все время; но каждый, даже полностью невиновный, был бы зажат при подобных обстоятельствах. Поверили ли они ей?

Но теперь она знала, что даже ответ на такой жизненно важный вопрос, уже не имел особого значения. (Она засунула руку в сумку, чтобы найти необходимые ей монеты.) Было бы неверно утверждать, что к этому моменту Маргарет Бауман приняла решение покончить с жизнью. Разумеется, такое решение приходило ей в голову — о, столько раз! — за прошедшие несколько дней отчаяния и несколько ночей кошмаров. Она не была блестящей ученицей в школе, ее даже не включили в группу по изучению «Греческой литературе в переводе». И все же, она помнила (из книги для обязательного чтения о Сократе), до того как он выпил яд: его слова, что он с радостью принял бы смерть, если бы она оказалась долгим спокойным сном. А точно об этом она мечтала сейчас — долгий, беспробудный, спокойный сон. (Она не могла найти столько монет, сколько требовал неумолимый автомат.) И еще она вспомнила о матери, умершей от рака в сорок лет, когда самой Маргарет было четырнадцать; как она говорила, насколько уставшей себя чувствует и как хочет избавиться от боли и больше не просыпаться…

Маргарет нашла пять монет по 10 пенсов — нужна была еще одна — и она оглянулась с детской мольбой во взгляде, почти ожидая, что ее беспомощность окажется спасительной. Примерно в ста метрах от нее мимо Тейлорин шел регулировщик с желтой лентой, и внезапно ей в голову пришла новая и необычная мысль. Имело ли значение, если ее поймают? Не хотела ли она, чтобы ее поймали? После всех так безжалостно погубленных надежд, не пришел ли момент, когда ее отчаяние не могло вынести больших испытаний? Записка на двери ресторана («Деньги не размениваем») подсказала Маргарет, что нечего ожидать содействия от этого заведения; она, однако, вошла и заказала бокал апельсинового сока.

— Лед?

— Простите?

— Не хотите ли со льдом?

— О, да. Хм, нет. Извините, я не расслышала…

Она почувствовала на себе укоризненный взгляд красиво причесанной женщины за барной стойкой, когда подала ей монету в один фунт, и получила сдачу в 60 пенсов: одна монета в 50 и одна в 10 пенсов. Она ощутила какое-то детское удовольствие, когда собрала свои шесть монет по 10 пенсов и сложила их кучкой в левую руку. Она не представляла, сколько просидела там, одна за столом у витрины. Но когда заметила, что бокал опустел, и когда почувствовала согретые в руке монеты, вышла и медленно направилась к Сент-Джилс. Ей пришло в голову — совсем внезапно! — что вот она стоит на Сент-Джилс; что только что проехала по Бэнбери-Роуд; что должна была миновать отель «Хауорд»; что даже не заметила этого. Может она начинает сходить с ума? Или это только раздвоение сознания? Одна его часть включила автопилот, еще, когда она вела «Метро», а другая, логично и трезво, даже сейчас, пока она шла к автомату, заставляла ее обращать внимание на туфли (те самые, которые она купила на похороны) и не ступать в слякоть. Она увидела бумажку под дворником на стекле; через две машины от своей она заметила и женщину-полицейского, которая наклонилась и рассматривала номерные знаки, чтобы выписать еще одну квитанцию на штраф.

Маргарет подошла к ней, указывая на красно-коричневое «Метро».

— Я что-то нарушила?

— Это ваша машина?

— Да.

— Вы припарковались без оплаты.

— Да, знаю. Я только что ходила разменять деньги. — Почти патетично она раскрыла ладонь, показывая шесть монет, как будто они могли стать смягчающим обстоятельством.

— Сожалею, мадам, но ведь на знаке ясно указано? Если нет точной суммы денег, не паркуйтесь.

Несколько мгновений две женщины почти одинакового возраста смотрели друг на друга со скрытой враждебностью. Но когда Маргарет Бауман заговорила, ее голос был спокоен, почти безразличен.

— Вам нравится ваша работа?

— Это не имеет значения, не так ли? — ответила та. — Тут нет ничего