Тайна, покрытая мраком - [18]
Тайна остается тайной!
Отчет продолжает переходить из одной инстанции в другую. С каждым разом длинней становится резолюция, предписывающая проверяющим проверять проверку, проведенную проверявшими. В чем смысл всего этого? По-видимому, снова пришло время пошевелить электронными мозгами. Заложил в аппарат все данные и попросил объяснить, что это значит. Электронный Мозг обещал подумать.
Думает.
Все еще думает.
Пользуясь моими данными, Электронный Мозг составил следующую принципиальную схему работы учреждений:
«А контролирует Б, в то время, как Б контролирует В, контролирующего Г, который в свою очередь контролирует Д, осуществляющего контроль над Е..»
— А чем занимается Е? — спросил я.
— Е контролирует Ж, в то время, как Ж контролирует 3, контролирующего И, который в свою очередь контролирует…
Электронный Мозг перебрал весь алфавит, включая мягкий и твердый знаки, и смолк.
— Но в чем же смысл этого многоступенчатого контроля? — снова спросил я. — Зачем он нужен?
Электронный Мозг молча пожал плечами. Продолжаю следить за дальнейшими странствиями отчета.
Вчера отчет переслали в Архив. Значит, Архив и есть та конечная Инстанция, для которой составляются все бумаги. Теперь мне остается только выяснить, что в этом Архиве делают с бумагами, и Великая Тайна будет раскрыта! Нет, я по-прежнему остаюсь лучшим разведчиком на Таке!
С риском для жизни пробрался в Архив. И что же оказалось? Архив не Высшая Инстанция, а подвальное помещение, где хранятся бумаги. Хранятся — и все! И потом их сжигают.
Но неужели путь, проделанный каждой бумагой, путь, отнимающий столько рабочего времени, — это дорога в никуда? Нет! Нет! Этого не может быть. Меня не обманете! Здесь-то и кроется та самая Тайна, которую так строго хранят на Сяке. И я должен, должен раскрыть ее. Но как?! Я, кажется, начинаю нервничать.
Уже год работаю в этом учреждении и все еще не могу выяснить, зачем оно существует… Нервы ни к черту! Вчера на общем собрании чуть было не выдал себя, и все из-за нервов.
Издерганный беспрерывными неудачами, я вскочил на трибуну. И неожиданно для себя без всяких околичностей стал прямо задавать всему собранию мучившие меня вопросы. Это была истерика.
— Ответьте мне, — кричал я, совершенно не владея собой, — зачем здесь исписывается столько бумаги? Зачем так много инстанций? В чем секрет многоступенчатого контроля?!
Я выкрикивал эти слова и, понимая, что с каждым вопросом все больше разоблачаю себя в глазах жителей Сяка, не мог остановиться. Я готов был к самому худшему. Но едва я замолчал, как раздались громкие аплодисменты.
— Верно критикуешь! — кричали мне из зала. — Правильно ставишь вопрос! Давно пора! Молодец!
Короче говоря, мое выступление так понравилось, что меня тут же выбрали в местком.
Но на мои вопросы никто не ответил!
Дни идут за днями, тайна остается тайной, и по ночам, с грустью глядя на далекий Так, я думаю: а стоит ли мне туда возвращаться? Слава лучшего такианского разведчика потеряна мной навсегда. Позор и презрение ожидают меня на моей родной планете, и лично для меня жизни на Таке не будет.
А здесь, на Сяке, я все-таки Член Месткома!
МЕТАМОРФОЗЫ
Метаморфозы
Свои первые сто граммов водки Федор Васильевич выпил не так чтобы слишком рано и не так уж поздно — в 15 лет. В день получения паспорта на боевом счету Феди было двадцать пол-литров, а к свадьбе — сто сорок пять. Так что поначалу дело двигалось не чересчур быстро и, можно сказать, в пределах среднестатистической нормы. Но дальше пошло легче. К рождению первенца Федя осилил уже пятьсот пол-литров. Сына назвали Петром, и в честь этого знаменательного события молодой отец справился еще с двумя бутылками.
Где-то в районе двухтысячной бутылки у Феди родилась дочь, а когда дело подходило к третьей тысяче — родился второй мальчик, которого счастливый отец по пьяной лавочке то же хотел назвать Петром. Но затем, будучи под хмельком, о своем решении как-то забыл и нарек парнишку Вольдемаром.
Вообще-то Федор Васильевич где-то кем-то работал, в жизни его, конечно, происходили какие то важные события и случались радости и огорчения. Завершая пятую тысячу бутылок, Федор Васильевич получил новую квартиру со всеми удобствами и гастрономом внизу. Жить, разумеется, стало еще лучше и еще веселей.
А однажды, где-то в конце восьмой тысячи пол литров, Федор вдруг на какое-то мгновенье протрезвел и с удивлением обнаружил, что сидит в компании каких-то незнакомых молодых людей. Все они были в черных костюмах, белых рубашках и ярких галстуках… И только потом Федор Васильевич понял, что это он гуляет на свадьбе у своего старшего сына Пети.
А вообще-то друзья-собутыльники менялись часто и как-то незаметно. Только первые три с половиной тысячи бутылок плечом к плечу с Федей шел его лучший друг Паша Егорычев. Федя его очень любил, и сколько бы им ни приходилось выяснять отношения, всегда оказывалось, что друг друга они уважают и понимают. Но потом вдруг Паша бросил пить и стал играть в шашки, что, конечно, к добру не привело, потому что однажды Паша отравился грибами и чуть не умер. И хоть Федор тоже не против был иной раз подвигать по доске шашки, но знал меру. А после того, что случилось с Пашей, он стал еще более осторожно увлекаться этим опасным и отчаянным занятием.
![Иван Васильевич меняет профессию [альбом]](/storage/book-covers/de/de0fb823e44ee0b709b7d409332a5750ff6a1003.jpg)
