Тайна, похороненная в бетоне - [13]

Пока шел обмен дежурными фразами, восхищениями гостя видами набережной и скудными познаниями чиновников об Израиле, высказываемыми, чтобы не ударить в грязь лицом перед гостем, началась перегрузка контейнеров с теплохода на большой трейлер. Но проделавшие путь с другого берега Черного моря и встречающие, о которых идет речь, ждать погрузки не стали, а направились к ожидавшим их автомобилям.

Пожилой очкарик в джинсовке с готовностью открыл перед гостем дверь машины. С Хейфицем сели Иваненко, Заика и переводчик. А вторая машина с оставшимися уехала первой, и человек в джинсовке медлил закрывать дверь, как бы надеясь на приглашение в машину.

— Слушай, Пасленков, — сказал ему Иваненко. — Ты, наверное, груз контро–лировал от имени своего клуба? Ну, видишь, можешь быть спокойным — гуманитарная помощь на месте. Давай, Коля, езжай в исполком, — кивнул он шоферу. Внешне он не по–казал насмешки над вездесущим депутатом.

Если бы люди, находящиеся на причале, глянули на башню морского вокзала и за–держали взгляд на открытом окне, то они могли бы заметить человека с видеокамерой. И только он через объектив видел в деталях всё, что происходило на причале. Но его внимание было сосредоточено не на людях, с которыми мы только что расстались, а на пассажирском трапе. И когда на берег сошел человек, которого он ждал, выключил видеокамеру. Теперь его «поведет» другой сотрудник госбезопасности.

Сойдя с трапа, Юлий Степлев поставил на асфальт свои импортный кейс с кодовым ключом, закурил из пачки «Мальборо». Его взгляд уже скользнул по человеку, стоявшему в условном месте — у большого кнехта, в условной позе — поставившему ногу на острый конец кнехта и облокотившемуся на высоко стоящее колено. Подняв чемоданчик, Степлев прогулочной походкой двинулся мимо кнехта и, не останавливаясь, проговорил:

— Продовольственный пакет. Банки со сгущенкой. Пак помечен сверху шестиконечной звездой…

НА другой день в длинных магазинных очередях обсуждали происшествие: ночью кто–то взломал сарай санатория, куда были выгружены товары гуманитарной помощи, и вывез несколько паков. У подполковника Кейбина в связи с этим событием прибавилось работы, но потом подключились к розыску работники госбезопасности, и ему стало полегче. Впрочем, следствие ни к чему не привело, и дело, как говорится, спустили на тормозах.

А граждане, между тем, еще долгие месяцы не унимались и задавали друг другу вопросы: почему дары заморской страны были выгружены в неохраняемый сарай? Почему через полгода товары гуманитарной помощи с ярлыками Тель — Авива и Хайфона появились в продаже в коммерческих ларьках, а правоохранительные органы этого не замечают? На какие деньги заместитель председателя горисполкома по курортам Заика купил в Израиле невиданный доселе местными обывателями сказоч¬ный «Роллс–ройс»? Почему в импортной одежде с указанными ярлыками ходят родственники известных в городе чиновников, а малообеспеченным достались одни обноски?

Но грех им было обвинять органы в полном бездействии. Пока оперативники верили, что они борются с отдельными преступниками, так сказать, преступниками в чистом виде, преступниками в законе, они исправно несли свои обязанности. Вот и видеосъемки провели — отсняли чуть ли не каждый шаг Юлия Степлева в составе туристической группы в Израиле и встретили его дома, и сопроводили, хотя он и исчез у них в районе дач; и предположительно установили, что на причале возле кнехта Степлев что–то сказал… депутату Пасленкову. Но, может, и не сказал, а просто что–нибудь напевал, шевеля губами.

Но руководство после случая с кражей гуманитарной помощи вдруг перестало требовать отчеты о продвижении оперативной работы, и дело стало как бы таять, оставшись лежать вместе с массой других бумаг в ящиках письменных столов органов госбезопасности и внутренних дел. Вот предстоящая сходка преступников, если таковая состоится, — это не мафия, это их дело, тут они поработают без опасения выйти на влиятельных лиц!

ЮЛИЙ Степлев ехал в Ачхой — Мартан с письмом некоего Режиссера и его сообщением о том, что «контора» пронюхала о предстоящей в городе сходке «головки», но готовит какой–то кипеж не на шестнадцатое число, а на двадцать шестое. Режиссер просил рассмотреть его предупреждение, как страховку, ибо не исключал, что их хотят взять на бимбор[56] и для этого подбросили дезинформацию.

Самолет летел до Грозного, куда Степлев ездил уже не раз. Но в Ачхой — Мартане бывать не приходи¬лось. Ну, ладно, там он сразу возьмет такси и доедет до места. А пока он, сидя в кресле самолета, вспоминал, все ли передал этим вонючим помощникам так, как надо, а то из–за этого склероза он начал путать кое–какие вещи. Ведь на его шее — три подвала, десяток зуктеров с хипесницами[57], двое майданников[58] и трое банщиков[59], которые вертят углы[60]. Да и вообще, ему, откровенно говоря, уже надоело заниматься этой мелочевкой, тем более, что в общаке доход от этих промыслов составляет сущие крохи. Это все равно, что влазить на дерево и обрубать сучья, вместо того, чтобы сперва спилить это дерево, а потом и сучья подбирать. А как «свалить дерево», он уже знает, уже «свалил», и при этой мысли ему стало тепло на душе: «Всё, скоро будет не надо возиться с бомжами и дешевыми проститутками, изображать заботливого человека, и остаток жизни можно будет провести на юго–востоке Черного моря, как вольному фрайеру».